Жажда приключений

– Если так можно сказать, то вполне уютно, – отшучивается она, а затем поднимается на камень и вглядывается в темноту. Я держу ее за руку с готовностью поймать в любой момент, но она крепко держит на ногах. – И никого не видно. Человеческие тени пропали и скрылись на всю ночь по домам. Чудо, правда? Чудо, что мы с тобой бодрствуем и понимаем жизнь лучше других?

Она осторожно прыгает мне на руки – я ловлю ее и, держа на руках, целую. Под сиянием луны кожа ее тонка и светла, она впитывает в себя серебристый свет, но не отражает его упавшей звездой.

– Правда. Нам жутко повезло, что мы поняли за кратчайшие сроки, что такое настоящая жизнь.

– Или, наоборот, не повезло: как теперь мы будем с этим знанием проводить свои оставшиеся дни? Как мы будем влачить свое рутинное существование, зная, что можно по-другому, но не имея возможности снова нырнуть в эту реальность, ведь если так подумать… Если подумать… – Она затихла, а потом обратилась ко мне широкими глазами. – Устал меня держать?

Я героически в отрицании мотаю головой, хотя руки уже наливаются тяжестью.

– Поставь меня. Посидим немного на камнях, хорошо? А потом сходим за вещами.

Мы усаживаемся на холодный булыжник. Рядом друг с другом. Наблюдаем огромную луну. Наши разумы сливаются воедино, я уверен, что прокручиваем сейчас мы одну и ту же думу, поэтому и молчим…

– Если подумать, – продолжает она, – то жизнь уже будет неинтересна нам… Как оно все глупо. Как глупо вспоминать одно и тоже и целыми днями болтыхаться в каком-то унынии, не находя нужного, того самого, той сути… Ладно, что это я все растягиваю эту минутную слабость. Идем к машине.

Костер. Вечное желтое сияние, завораживающее и пугающее одновременно. Мы развели огонь прямо на песке, выложив для него границы из увесистых камней, набрав всякие деревяшки в пролеске. Пламя стремится к небосклону, будучи обреченным никогда не дотянуться до него. Мы любуемся ночью и ярким желтым светом и ждем угли, чтобы на них пожарить сосиски. Бутылки уже вскрыты, и незначительные капли алкоголя уже циркулируют по нашим сосудам вместе с кровью.

– Так странно порой.

Я поднимаю на нее ожидающий взгляд. На ее светлом лице танцуют тени. Ее лицо покрывает лунный отблеск. Черное небо сегодня удивительно чистое. Даже рассеянные пучки небольших звезд видны.

– Странно, что мы так стойко храним верность. Не людям, но принципам. Каждый день ропщем на судьбу, но на следующий все так же покоряемся ей, и в итоге такое поведение со временем обращается в привычку. Мы привыкли заниматься всякой ерундой против воли…

– Цикл жизни, – поддакиваю я.

– Порочный круг. Человек разумное существо, и в том его несчастье: выполняя работу, он волен думать о том, как ненавидит ту работу. Мы также вольны презирать собственное существование, понимая всю суть его бессмысленности. Мы вольны стремиться к искусству и совершенству, но ограничивает нас принцип, благодаря которому мы вообще можем жить. Откуда же еще брать деньги, если не из работы? Я часто ненавижу жизнь, – притихшим голосом признается она, – но ничего с тем поделать не могу.

– Неужели все так плохо?

– Катастрофически. От принципа не убежать.

– Но и ему не хочется подчиняться, так ведь?

– Милый, – она очаровательно улыбается. В зрачках ее отражаются языки пламени. – Если бы мы только могли…

– Почему же нельзя?

Она пожимает плечами и спускает голову мне на плечо.

– Потому что он и есть жизнь. Без принципа мы все равно что трупы. Да и мы настолько верны ему… Может, люди и изменяют друг другу, потому что перенасыщены верностью, от которой не могут избавиться?

– У измен множество причин.

– И все они какие-то дурацкие… Ну почему люди не могут друг другу хранить верность? Не отвечай на вопрос, оно того не стоит… Вкусный мед.

– И мне понравился. Раньше…

– Давай без этого «раньше», – устало перебивает она. – Оно не имеет значения.

– Тогда выпьем за все, что более не имеет значения.

– Отличный тост!

Мы чокаемся и выпиваем остатки.

– Явно за полночь ведь, – предполагает Арина и лезет в телефон. – И правда. Как ни крути, а спать пора. Хотя так не хочется. Кажется, будто сегодня не засну.

– Не замерзла?

– У огня тепло.

Мы поднимаемся и направляемся к машине. Все лишнее на водительское сиденье. Я сдвигаю передние сидения, опускаю задние. Вместо простыни – сложенное вдвое одеяло.

– Выглядит не очень-то удобно.

– Что ж делать, – вздергивает плечами она. – Жизнь полна неудобств.

– Ну… Залезать придется через багажник.

– Завтра утром заедем ко мне…

Арина как-то грубо обрывает фразу, замерев каменной статуей, опираясь о дверцу машины, как будто боясь рухнуть.

– А потом?

После минуты молчания она тихо, как бы в страхе, признается:

– На одиннадцать у меня билет.