– Почему ты остановилась? – спрашивает Флинт, проследив за моим взглядом.
– Все это так странно, ты не находишь?
Он ухмыляется:
– Да, есть немного. Но это еще и классно, что, скажешь нет?
– Очень классно. – Я выхожу в центр зала, чтобы рассмотреть люстру получше. – Интересно, сколько времени ушло на ее изготовление? Ведь наверняка это было коллективное произведение всей группы, а не одного-единственного ученика.
– Коллективное произведение? – в недоумении переспрашивает Флинт.
– Мы не знаем, – вступает в разговор Лия. – Здешний декор был изготовлен за много лет до того, как сюда прибыли мы, – за много лет до того, как здесь появились твой дядя и другие нынешние учителя. Но да, наверняка это было коллективное произведение всей группы. Один человек никак не мог изготовить все это за семестр и даже за год.
– Это потрясающе. Все выполнено так искусно и так реалистично – ты понимаешь, о чем я, да?
Она кивает:
– Да.
Над входом в каждый из туннелей красуются еще кости, а также таблички с надписями на каком-то незнакомом мне языке. Я уверена, что это язык одного из коренных народов Аляски – хотелось бы знать какого. И я достаю телефон и делаю фото ближайшей таблички, рассчитывая погуглить этот текст вместе с названиями здешних флигелей.
– Нам надо идти, – спешно говорит Флинт, когда я пытаюсь снять на телефон еще одну табличку. – Сейчас начнется урок.
– А, ну да. Извини. – Я оглядываюсь по сторонам и засовываю телефон в карман блейзера. – По какому из этих туннелей мы пойдем?
– По третьему слева, – отвечает Лия.
Мы идем ко входу в туннель, но когда мы подходим совсем близко, зал начинает трясти. Поначалу мне кажется, что у меня просто разыгралось воображение, но когда свисающие с люстры кости начинают жутко стучать друг о друга, я понимаю, что воображение тут ни при чем.
Мы стоим посреди старинного подземного хода в то время, как землю трясет.
Глава 30
Земля уходит у меня из-под ног
Люстра над нашими головами качается, и у Лии округляются глаза:
– Нам надо убраться из этого зала.
– Нам надо убраться из этих туннелей! – отвечаю я. – Как ты думаешь, насколько они крепки?
– Они не обрушатся, – заверяет она, но начинает чертовски быстро двигаться в сторону туннеля, ведущего в изостудию.
Мы с Флинтом идем так же быстро.
Это не похоже на предыдущие еле заметные подземные толчки, которые я уже застала здесь, на Аляске. Опираясь на мой калифорнийский опыт, я бы оценила это землетрясение баллов на семь по шкале Рихтера.
Должно быть, это понимают и Лия с Флинтом, поскольку, зайдя в новый туннель, мы все переходим на бег.
– Далеко ли до выхода? – спрашиваю я. Мой телефон вибрирует в кармане блейзера, сообщения приходят на него одно за другим. Но я игнорирую их, потому что земля продолжает ходить ходуном.
– Еще около двухсот ярдов, – говорит Флинт.
– Мы успеем добежать?
– Само собой. Мы… – Он осекается, когда из-под земли доносится низкий гул и она сотрясается еще сильнее.
У меня слабеют ноги, я начинаю спотыкаться, и Флинт, сжав мою руку выше локтя, быстро тащит меня вперед.
Лия перед нами бежит еще быстрее, хотя я не понимаю, как такое возможно, если учесть ту скорость, с которой движемся мы с Флинтом.
Наконец пол под нашими ногами начинает идти вверх, и меня охватывает невыразимое облегчение. Мы уже почти добрались до выхода, и пока туннели не рушатся. Еще двадцать секунд – и показывается дверь. В отличие от той двери, через которую мы вошли, эта покрыта рисунками, изображающими драконов, волков, ведьм и, как мне кажется, вампира на сноуборде.
Рисунки выполнены в стиле граффити с использованием самых разных цветов. И у них совершенно офигенный вид. Как-нибудь в будущем – когда земля не будет ходить ходуном под моими ногами – я остановлюсь, чтобы ими полюбоваться. Но сейчас я жду, чтобы Лия набрала код – 59578 (на сей раз я стараюсь ничего не пропустить), – и мы трое, распахнув дверь, вваливаемся в просторный чулан для хранения принадлежностей для занятий изобразительным искусством.
Как только дверь закрывается за нами, землетрясение стихает. Флинт отпускает мою руку, я облегченно вздыхаю, наклоняюсь и пытаюсь перевести дух.
Наконец отдышавшись, я выпрямляюсь и вижу, что, во-первых, ассортимент художественных принадлежностей здесь весьма широк, во-вторых, дверь класса широко открыта, а в-третьих, в ее проеме стоит Джексон с совершенно каменным лицом.
У меня екает сердце, когда я замечаю его сжатые кулаки и неистовую ярость, пылающую в глубине черных глаз, – не потому, что я боюсь, а потому, что мне очевидно, что страх только что испытывал он сам.
Несколько долгих секунд никто ничего не делает и не говорит, только Лия смотрит то на Джексона, то на меня, и в ее взгляде я различаю лукавство. Затем, сказав: «Не беспокойся, дорогой, я в полном порядке», – гладит его по не прочерченной шрамом щеке и, пройдя мимо него в дверь класса, закрывает ее за собой.
Он даже не смотрит на нее – его глаза, темные и пустые, прикованы к Флинту. Тот картинно закатывает глаза и говорит:
– Они обе в полном порядке. И можешь меня не благодарить.