Жажда

Джексон атакует так быстро, что я едва успеваю разглядеть, как он хватает Коула за плечи и вонзает в левую сторону его горла свои клыки.

Кто-то истошно вопит – не я ли? Но тут я осознаю, что у меня так перехватило горло, что я не могу издать ни звука. Текут секунды – сколько, я не знаю, – и Джексон пьет, пьет и пьет. Наконец человековолк перестает трепыхаться, его тело обмякает.

Только теперь Джексон отпускает его, и он мешком оседает на пол.

Его лицо пугающе бледно, но Коул жив, в его округлившихся глазах застыл ужас, по горлу бежит кровь. Джексон окидывает всех присутствующих взглядом и шипит:

– Больше предупреждений не будет.

Затем поворачивается и, не оглядываясь, идет ко мне.

И когда он берет меня за локоть, мягко, но непреклонно, я иду с ним. Ведь что еще мне остается делать?

Глава 47 Первый укус самый глубокий

Пока мы идем по коридору, он молчит – и я тоже. После увиденного я слишком… не знаю, как это выразить. Мне хочется сказать «потрясена», но это не совсем подходящее слово. Как и такие слова, как «отвращение» или «ужас» или все остальные, описывающие эмоции, которые мог бы испытать человек, не принадлежащий к здешнему кругу.

Я хочу сказать, что смотреть, как Джексон едва не выпил всю кровь из того парня, было неприятно, но ведь он как-никак вампир. А для вампира вонзить клыки в чью-то шею и пить кровь – это в порядке вещей, разве не так? Было бы лицемерием психовать просто потому, что я увидела это вживую, тем более что у Джексона явно была веская причина поступить так, как он поступил. Иначе с какой стати ему было впадать в такой раж? И заявлять всей школе, что больше предупреждений не будет?

Меня куда больше тревожит вопрос о том, почему он вообще счел нужным их предостерегать, а не то, что он творил. Особенно из-за не оставляющих меня опасений, что это как-то связано со мной, и его страха, что кто-то пытается меня убить.

Я не хочу, чтобы из-за меня у Джексона были неприятности, тем более чтобы он причинил кому-то вред… или того хуже.

Я в который раз невольно касаюсь следов укуса на моем горле, гадая, что бы произошло, если бы Мэриз не остановилась. Если бы она укусила меня не для того, чтобы исцелить. Стала бы я смотреть сквозь пальцы на то, как Джексон обошелся с этим человековолком, если бы и сама чуть не умерла от того, что меня укусил вампир?

Не знаю. Я знаю одно – сейчас меня куда больше заботит душевное состояние Джексона, чем самочувствие какого-то там незнакомого мне парня. Который, если Джексон прав, хотел, чтобы я умерла.

А как же все остальное? Как же телекинез, как же полный, абсолютный контроль Джексона надо всеми в зале, включая меня саму? Как насчет той невероятной силы, которую он обрушил на всех нас, просто-напросто взмахнув рукой? Не знаю, как я ко всему этому отношусь, знаю только, что все это не внушает мне такого страха, какой, наверное, должно бы внушать.

И сам Джексон не внушает мне такого страха, какой, наверное, должен бы внушать.

Когда мы заворачиваем за угол, моя поврежденная лодыжка начинает болеть – скорее всего, из-за того, что мне пришлось бежать, но я сдерживаю рвущийся из горла крик. Надо полагать, Джексон движется так быстро потому, что пытается добраться до такого места, где мы сможем поговорить, прежде чем его настигнет расплата за то, что он натворил.

Да, конечно, это необычная школа и правила тут, наверное, отличаются от тех, к которым привыкла я, но мне все равно было бы нелегко поверить, что представитель одного из здешних сверхъестественных видов может спокойно и безо всяких последствий грызть представителя другого вида посреди зала учеников.

Как бы тот, кого грызут, этого ни заслуживал.

Поэтому я не жалуюсь на то, что Джексон передвигается в таком темпе, и мы почти бегом минуем несколько коридоров и оказываемся у черной лестницы. И только когда мы начинаем подниматься по ней, я понимаю, куда он ведет меня. Не в мою комнату, как я думала, а в те комнаты, где живет он сам. И, судя по выражению его лица – по пустым глазам, стиснутым зубам и плотно сжатым губам, он ожидает, что я стану возражать.

Однако намерения спорить у меня нет. Ведь я даже не знаю, о чем у нас может быть спор. К плюсам сложившейся ситуации можно отнести то, что в ближайшее время никто, вероятно, не захочет противопоставить себя ему, так что, возможно, в следующие сорок восемь часов мне больше не придется попадать в передряги, влекущие за собою смерть. А это немало, даже если за такие мысли кто-нибудь мог бы счесть меня беспринципной.

Как только мы доходим до читального уголка на вершине его башни, Джексон отпускает мой локоть и пытается отойти от меня как можно дальше, хотя в здешней тесноте это нелегко. Отчего я начинаю чувствовать себя… оставленной на произвол судьбы.

Тут ничего не изменилось с тех пор, как я приходила сюда несколько часов назад. Окно все еще забито досками, ковра нет, книга, которую я пыталась читать, пока ждала его, лежит на том же самом месте.

Однако у меня такое чувство, словно изменилось все.