Жаркий декабрь

– Это верно, – признал, наконец, очевидный факт колхозник. – С трактором полегче. Но вот сейчас всех мужиков в армию призвали. Даже меня вот забрали. В военкомате заявили, что артиллеристы позарез нужны, так что мою бригадирскую бронь побоку. И в поле теперь только девушки работают, а у них сил не хватает трактор завести, каждый раз приходится бригадира звать. Война, понятно, скоро закончится, но что бабы будут делать, если мы с фронта не вернемся?

– Вы, товарищи бойцы, себя раньше времени хоронить не торопитесь, – приказным полушепотом пресек кто-то пессимистичный разговор. – Вы стране живыми нужны.

Новым собеседником, встрявшим в беседу, оказался сам командир батареи. Успевший выспаться лейтенант Панченко, заметив, что мы тоже не спим, подсел рядом, чтобы скоротать время за беседой.

– Недавно призванные, – кивнул комбат в сторону дневальных. – Батарею формировали заново, а из старого дивизиона только несколько человек выделили, хотя новая батарея усиленная. Вместо четырех минометов дали целых шесть.

– Стодвадцатимиллиметровые? – Уточнил наблюдательный Леонов. – Я видел их на платформе. Они хоть и под брезентом, но эти громадины ни с чем не спутаешь.

Верно, – кивнул лейтенант. – Серьезный калибр, надо сказать. Фактически заменитель гаубиц. У нас, кстати, в каждом полку дивизии формируют батареи крупнокалиберных минометов. Правда, где вы расчеты будете брать, не знаю. Мне-то проще, начальник артиллерии разрешил собрать образованных бойцов из всех подразделений дивизии. Все-таки наводчики и командиры расчетов должны быть людьми грамотными, с определенным образовательным цензом. С ездовыми проще, набрали из нестроевых. Времени бы еще побольше, но мы все же успели немного обучить личный состав стрельбе. Теперь вот скоро проверим в деле, на что они способны.

По мере удаления от Калинина стало чувствоваться приближение фронта. Редкие остановки становились все более частыми, а через каждый километр, или даже меньше, стоял сигналист с фонарем. Вскоре мы вообще застряли на каком-то перегоне часа на три, дожидаясь проходного сигнала. Что там творилось впереди, было не разобрать. Лишь сверкали искры из трубы паровоза, и иногда мелькал синий лучик фонарика путевого обходчика. Вдруг, как будто включили кино, вдали поднялись светящиеся колонны, начавшие шарить по небу, словно пальцы великана. Вот теперь понятно. Там, в нескольких километрах, должно быть находится Бологовский жэдэ узел. Через него идет снабжение сразу нескольких фронтов, и хотя до немецких аэродромов теперь далековато, но фрицы все еще пытаются бомбить узловую станцию. Правда, в этот раз никаких взрывов мы не услышали. То ли отогнали стервятников, то ли они прилетали лишь на разведку. Хотя, что тут разведывать. Сама станция с места не сдвинулась, и эшелоны через нее продолжают идти. Причем, пока мы стояли, поезда шли лишь в направлении фронта, а значит, ситуация там сейчас очень даже напряженная.

Лишь засветло состав потихоньку втянулся на станцию и, пропетляв по многочисленным стрелкам, занял свое место среди десятков поездов. Похоже, в Бологом мы застряли надолго, так что есть время найти своих.

Даже не дожидаясь остановки поезда, я подергал примерзшую дверь и, рывком открыв ее, выскочил на платформу и огляделся. Поездов вокруг просто тьма, причем наспех сформированные эшелоны были составлены на диво разномастными. Теплушки двух- и четырехосные без всякого порядка перемешаны с платформами, а также с грузовыми и пассажирскими вагонами. Тут попадаются и ветераны, не сохранившие не одного целого стекла, зато «украшенные» рваными дырами от осколков, и совсем новые вагончики, еще вчера курсировавшие в глубоком тылу. На платформах вперемешку с укрытой брезентом техникой свалены мешки, ящики, лыжи, огромные тюки и прочее войсковое имущество, среди которого сидели, прячась от холодного ветра, часовые. Кто-то даже умудрился натянуть палатку. Правда, сейчас, пока светло, постовые торчат на виду. Кое-где повара сварили кашу в походных кухнях прямо на платформе и уже раздавали порции своей роте. Счастливчики, получившие горячую пищу, бегом несли котелки в свои вагоны с таким довольным видом, как будто взяли в плен немецкого генерала. Но и оставшиеся голодными бойцы не унывали. Практически из каждого вагона доносились звуки гармони, а то и целого оркестра из баяна, гитары и трофейной губной гармошки. Можно было подумать, что на дворе не 41-й год, а 45-й, уж слишком весело бойцы проводят время, распевая лихие частушки. Песни, смешиваясь с фырканьем лошадей, гудками паровозов, стуком колес, лязгом буферов, невнятными сообщениями громкоговорителей и криками командиров, создавали чудесный колорит прифронтовой станции, где все подчинено одной цели, и все объединено в стремлении скорее разгромить врага.