Жадный, плохой, злой

Белобрысый Саша отодвинул ее к металлической сетке и пошел прямо на меня с видом раздраженного бычка, которому помешали завершить случку. Он успел приблизиться ко мне как раз на расстояние вытянутой руки – моей собственной, правой. Потом его отбросило на пару шагов назад, да там он и остался, делая вид, что, кроме собственного распухшего носа, его больше ничего не интересует.

– Остыл, Сашок? – дружелюбно осведомился я. – Вот и прекрасно. Теперь выбирайся из этого вертепа и дуй в казарму.

Проходя мимо, он возмущенно выдул из ноздри красивый красный пузырь, засверкавший на солнце. Полюбовавшись этим зрелищем, а потом и спинами двух быстро удаляющихся товарищей, я переключил свое внимание на Натали.

Она как раз пыталась обогнуть щит с другой стороны и по-кошачьи шипела, путаясь в виноградных лианах и в зарослях чертополоха.

– Исцарапаешься, – предупредил я. – А к твоим вещам я все равно успею раньше. Не голой же ты будешь бегать от меня по парку?

– Чего ты от меня хочешь? – спросила Натали, убедившись в справедливости моих слов.

– Не вдовьих ласк, – заверил я ее. – Кстати, могла бы для приличия хотя бы черную повязочку у своих кавалеров одолжить.

– Что тебе от меня надо? – Оттого, что формулировка вопроса слегка изменилась, он от этого интересней мне не показался.

– Иди сюда, – предложил я, вместо того чтобы ответить. – Потолкуем.

Повернувшаяся ко мне мордашка после обработки пивной банкой выглядела карикатурой на одну известную голливудскую звезду, которую я всегда путаю с совсем другой, а ту, другую, – с Клаудией Шиффер. Не очень обидной карикатурой, дружеской, но все же не восхитительной копией один к одному. Уменьшившиеся за счет переносицы глазенки, чрезмерно распухшие губы, подозрительные темные пятна под слоем тональной крем-пудры – все это было рассчитано, как говорится, на любителя.

– Говори, зачем приперся и убирайся, – поторопила меня приблизившаяся Натали, которую мой задумчивый взор заставлял нервничать все сильнее.

– Да вот решил полюбоваться тобой, нимфа ты крашеная, – задушевно сказал я.

– Нимфоманией не страдаю, – осадила меня Натали, не пожелавшая дискутировать по поводу платинового оттенка своих волос. – Так, подурачилась с мальчишечками перед отъездом. Господин Дубов намекал, что выставит меня если не сегодня, то завтра, вот я душу и отвожу.

Душа! Оказывается, у Натали она все же имелась. А по виду не скажешь.

– Прощание славянки, значит? – подытожил я.

– Уж не жидовки! – высокомерно ответила эта белокурая бестия, пытаясь теснить меня грудью. – Пропусти и дай мне одеться. А то закричу!

– Тут, наверное, давно привыкли к твоим страстным крикам в парке, – предположил я. – Но если я ошибаюсь и на шум действительно сбегутся юные патриоты, то твоя физиономия после этого будет оцениваться в у.е.

– В условных единицах, что ли? – Натали изящно выгнула бровь.

– В уевищах, – разочаровал я собеседницу. – В полных уевищах. Это специальная система единиц для разных уродов, в том числе и моральных.

Ее глаза забегали из стороны в сторону так проворно, что их обладательница чуть не заработала косоглазие. Чуяла, кошка, чье мясо съела! Это внушало оптимизм.

– Хорошо, кричать я не стану, – сказала она наконец. – Но одеться-то ты мне позволишь? Не слишком приятно стоять голой перед мужчиной.

– Только что их здесь было два, – напомнил я. – А до этого еще неизвестно сколько. Так что перетопчешься, не сгоришь со стыда. Зато у меня будет гарантия, что, одевшись, ты не затеешь бег по пересеченной местности. Тут не райские кущи, а ты не Ева.

– Ты хочешь, чтобы я осталась, да, Игорек? – Она тронула меня за запястье.

Начинался процесс обольщения. Кошка, стащившая чужой кусок, всегда готова мурлыкать, тереться об ноги и задирать хвост. Такова их кошачья натура. За это женщины их и любят. Им есть чему поучиться у кошек, и наоборот.

Я надавил указательным пальцем ее сосок и игриво произнес:

– Дзынь! К вам гости.

– Кто там? – Натали с готовностью подхватила игру, которую наверняка считала самой азартной и захватывающей на свете.

– Милиция, – веселился я. – Можно войти, хозяйка?

– Входите. – Ее дыхание сделалось учащенным, как будто кто-то в нее уже действительно вошел.

– Мы к вам с о-обыском, – дурашливо пропел я. – Сами выдадите интересующий нас предмет или придется допросить вас с пристрастием?

– Предмет? Какой предмет? – Только что доверчиво льнувшая ко мне Натали отпрянула, как если бы заподозрила во мне вампира.

– Видеокассета. – Я уже не улыбался. – Наркотики, оружие и даже вибратор, если он у тебя имеется, можешь оставить себе. Меня интересует только кассета, которую ты взяла с моего стола. Пока что я не применяю выражение «украла» – цени это. С воровками я обхожусь очень жестоко.