Ты можешь, однако, задаться вопросом, как вообще мы научились выражению «Разве это не великолепно!»? – Нам же никто не объяснял, как оно соотносится с ощущениями, представлениями или мыслями, которые сопровождают слышание! Да, мы бы не стали подвергать сомнению, что некто испытывал удовольствие, даже если бы он не умел выказывать таких переживаний; но нам следовало бы усомниться, если бы выяснилось, что он не понимает некоторых связей.
171. Но не проявляется ли понимание, например, в том, с каким выражением кто-то читает стихотворение, напевает мелодию? Конечно. Но что здесь является переживанием во время чтения? Поскольку можно ведь сказать и так: наслаждается и понимает стихотворение даже тот, кто не улавливает целиком все его контексты.
172. О понимании музыкальной фразы также можно сказать, что это понимание
173. Я думаю об очень короткой музыкальной фразе, состоящей лишь из двух тактов. Ты говоришь: «Чего только в ней не заключено!» Но это лишь, так сказать, оптический обман, если ты думаешь, что при слышании проступает то, что скрыто в этой фразе. («Смотря
174. Не
175. Разве музыкальная тема не указывает на нечто лежащее вне ее? О да! Но это означает: – Впечатление, которое она на меня производит, связано с вещами из ее окружения, – например, с нашим языком и его интонацией, то есть со всем полем нашей языковой игры.
Если, к примеру, я говорю: Это как если бы здесь делался вывод, или как если бы здесь нечто подтверждалось, или как если бы
176. Слова «Да, слава Богу. Удалось спасти / Хоть кое-что нам от кроатских пальцев»[45] своим видом и интонацией кажутся уже несущими в себе нюансы своего значения. Но только потому, что мы знаем их как часть определенной сцены. Однако можно было бы построить совершенно другую сцену вокруг этих слов (произнося их при этом тем же самым тоном); чтобы показать, как их особенная душа коренится в истории, к которой они принадлежат.
177. Если я слышу, как кто-то говорит, сопровождая это отстраняющими жестами, «Отойди!», ‘переживаю’ ли я здесь значение слова, как в игре, когда я повторяю это про себя и ‘имею в виду’ то
178. Особое переживание значения состоит в том, что мы реагируем объяснением и используем прошедшее время: именно так, как мы объясняли бы значение слова для практических нужд.
179.
180. Как он мог услышать слово в таком значении? Как это было возможно? Вовсе не возможно – в
181. Но разве не истинно, что слово в данный момент означает для меня вот это? Почему бы и нет? Ведь этот смысл не вступает в конфликт с иными способами использования данного слова.
Некто говорит: «Извести его о….. и этим
182. «Сейчас, когда я произнес это слово, оно означало для меня…» Почему это не может быть просто сумасшествием? Поскольку это переживаю
183. Тот, кого я называю слепым к значению, пожалуй, поймет такое задание: «Скажи ему, что он должен идти к банку, – я имею в виду к садовой скамейке»[46], но не поймет это: «Скажи слово ‘банк’ и подразумевай под этим садовую скамейку». Это исследование обращает внимание не на разные формы интеллектуального изъяна у человека, но на саму возможность подобных форм. Нас интересует не то, бывают ли люди, которые не способны на мысли типа «Я собирался тогда…..», – но то, как сформулировать понятие такого изъяна.
Если ты считаешь, что кто-то не может сделать
184. Различные люди очень по-разному ощущают, когда изменяется правописание слова. И это ощущение ‒ не просто пиетет перед старым употреблением. – Для кого орфография является лишь практическим вопросом, у того напрочь отсутствует чувство, похожее на то, которого недоставало бы человеку, «слепому к значению». (Гёте о личных именах. Номера заключенных.)
185. Некоторые также не понимают вопрос «Какого цвета для тебя гласная
Наоборот: только научившись понимать эти слова, он может реагировать на такой вопрос ‘с пониманием’ или ‘без понимания’.