Zettel

Но могло ли быть так, чтобы люди владели только одним таким словом для выражения указанного смысла, и, следовательно, для такого употребления? Почему бы и нет? Нужно представить себе, как некто учится употреблению этого слова и при каких обстоятельствах мы сказали бы, что это слово действительно замещает то предложение.

Но поразмысли вот над чем: некто говорит в нашем языке «Он придет в пять»; другой отвечает «Нет, в десять минут шестого». Будет ли существовать такой тип беседы и в том, другом языке?

Потому-то смысл и значение и являются расплывчатыми понятиями.

155. Слова поэта могут пронзать нас насквозь. И, конечно, каузально это обусловлено употреблением, которое они имеют в нашей жизни. А также и тем, что мы, в соответствии с этим употреблением, позволяем своим мыслям бродить туда-сюда в знакомом окружении слов.

156. Есть ли одно отличие значения, которое может быть объяснено, и одно, которое не выявляется в объяснении?

157. Одухотворенное исполнение музыки – его ведь нельзя распознать на основании правил. А почему мы не можем предположить, что какое-то другое существо способно это распознавать?

158. Если тема, ее разворот, неожиданно говорят тебе что-то, тебе не нужно объяснять себе, что произошло. Тебе внезапно становится доступным и этот жест.

159. Все же ты говоришь о понимании музыки. Ты же ее понимаешь, когда слышишь! Должны ли мы на этом основании утверждать, что понимание есть переживание, которое сопровождает слышание?

160. Язык музыки. Не забудь, что стихотворение, даже когда составлено на языке сообщения, не используется в языковой игре передачи сообщений.

161. Нельзя ли представить себе, как человек, раньше никогда не слышавший музыки, заходит к нам и слышит, как кто-то наигрывает задумчивую пьесу Шопена, и вот он, думая, что это некий язык, проникается уверенностью, что люди просто скрывают от него тайный смысл этого языка.

В словесном языке есть сильный музыкальный элемент. (Вздох, мелодика вопроса, возгласа, тоски, все бесчисленные интонационные жесты.)

162. Но когда я с пониманием слушаю мелодию, не происходит ли во мне что-то особенное, чего не происходит, когда я слушаю мелодию без понимания? И что именно? Нет ответа; либо, если мне и приходит что-то на ум, то чистые банальности. Пожалуй, я могу сказать: «Теперь я ее понял» и высказать что-то о ней, сыграть ее, сравнить с другими мелодиями и т. д. Знаки понимания могут сопровождать слышание.

163. Неверно называть понимание процессом, который сопровождает слышание. (Нельзя ведь назвать сопровождением слышания такое выражение понимания, как выразительную игру.)

164. Ибо как же следует объяснять, что такое ‘выразительная игра’? Разумеется, не через то, что сопровождает игру. – Из чего же она складывается? На язык просится: из культуры. – Кто воспитан в определенной культуре, тот так-то и так-то реагирует на музыку, тому можно втолковать употребление слов «выразительная игра».

165. Понимание музыки ‒ это ни ощущение, ни сумма ощущений. Назвать его переживанием верно в той мере, в какой это понятие понимания обладает родством с другими понятиями переживания. Говорят: «Сегодня я переживал это место совершенно особенно». Но все же это выражение сообщает о том, ‘что произошло’ лишь тому, кто в особом, относящемся к этим ситуациям мире понятий чувствует себя как дома. (Аналогия: «Я выиграл партию».)

166. Во время чтения мне мысленно представляется это. Следовательно, так вот и происходит что-то при чтении…..? – Этот вопрос в любом случае ни к чему не ведет.

167. Как же мне может это представляться? – Не в том измерении, о котором ты думаешь.

168. Откуда я знаю, что некто восхищается? Как обучаются языковому выражению восхищения? С чем оно связано? С выражением телесных ощущений? Спрашиваем ли мы кого-то, что он ощущает в груди, в мускулах лица, чтобы обнаружить, испытывает ли он наслаждение?

169. Но означает ли это, что не существует ощущений, которые бы часто повторялись при наслаждении музыкой? Вовсе нет.

170. Мы читаем стихотворение, и оно производит на нас впечатление. «Чувствуешь ли ты одно и то же, когда читаешь его и когда читаешь нечто, оставляющее тебя равнодушным?» – Как я научился давать ответ на этот вопрос? Вероятно, я отвечу: «Конечно, нет!» – что в том числе означает: это меня захватывает, а то – нет.

«Здесь я переживаю нечто иное». – И какого рода это иное? – В ответ я не могу сказать ничего удовлетворительного. Ибо то, что я сообщу, не будет самым важным. – «Но ты наслаждался во время чтения?» Разумеется – ибо противоположный ответ означал бы: я наслаждался до или после чтения; а этого я сказать не хочу.

Ты ведь помнишь об ощущениях и представлениях, которые были у тебя во время чтения, а именно связанных с наслаждением и со впечатлением. – Но они получали свой смысл лишь в определенном контексте: при чтении именно этого стихотворения, в связи с моими основательными знаниями языка, стихотворного размера и бесчисленными ассоциациями.