Но Василия меньше всего волновали эти трудности. С мальчишеским любопытством он старался представить всю картину артиллерийских стрельб. Хотелось ему узнать, как устроен снаряд? И почему он летит многие километры, не взрываясь? И как может наводчик попасть в цель, не видя ее? И что это за трубка?
Вопросов было много, но перебить отца Василий не мог, да и вряд ли стал бы он объяснять при всех станичниках сыну такие тонкости.
Только на другой день, выбрав удобную минуту, Василий решился поговорить с отцом. Тот пытался понятнее и проще, в меру своих знаний, растолковать ему устройство снаряда, а также смысл и правила стрельбы. И перед Василием открылся целый мир, поражающий своей волшебной таинственностью. И уже было ясно, чем привлекли пушки отца. Человек пытливый не мог не полюбить службу в артиллерии.
Делая решительный шаг из приемной в кабинет комиссара курсов, Василий Грабин не колебался, не раздумывал, он в душе давно определил свою судьбу. И если не сказал об этом Бардину и другим товарищам, то только из опасения, что его станут переубеждать. Ему тогда пришлось бы говорить о своих раздумьях и мечтах, а он был человеком стеснительным, не любил выворачивать напоказ душу.
Сдав вступительные экзамены, Грабин стал курсантом командных артиллерийских курсов. Шел июнь 1920 года.
Крещение огнем
Поздней осенью небольшую группу будущих артиллерийских командиров решено было перевести из Екатеринодара в Петроград. Впервые в жизни Грабин ехал почти через всю страну. Поезд двигался медленно, подолгу стоял в пути, и Василий с любопытством отмечал, как меняется местность, по-иному смотрелись поселки и деревни, слышался непривычный говор на станциях, забитых исхудалыми, оборванными людьми. Всюду разруха и голод.
Зато здания Михайловского артиллерийского училища на Выборгской стороне, где разместилась школа, поразили Грабина великолепием и чистотой. Классы просторные, светлые, много наглядных пособий. Тут же, при курсах, манежи и конюшни. И все было бы хорошо, если бы не тяжелая обстановка, в которой приходилось жить и учиться. На день полагалось двести граммов хлеба, но половину курсанты отчисляли в пользу голодающих детей Поволжья. Суп готовили с кониной или ржавой селедкой, на второе подавали вареную брюкву. В классах почти не топили. Чтобы не замерзали чернила, их приходилось отогревать своим дыханием.
Но особенно плачевное положение было с лошадьми. От бескормицы они уже не могли стоять на ногах, а все время лежали. Временами курсанты поднимали их, чтобы не образовались пролежни, или выносили на руках из конюшен во двор, где они могли подышать свежим воздухом.
Несмотря на это, учеба шла напряженная. Изучали материальную часть, историю артиллерии, тактику, занимались строевой подготовкой.
В начале 1921 года Василию Грабину был выдан партийный билет. О многом он передумал в этот день. Вспомнил Екатеринодарскую почту, первое партийное поручение, товарищей по подпольной работе. Он пришел в партию, как приходит крестьянин в поле весной, чувствуя сердцем, что он нужен земле, что без его трудовых рук не будет урожая, а без урожая не прожить ему самому.
…В первых числах марта прямо на урок, что случалось редко, пришел дежурный и объявил:
— Всем коммунистам прибыть в казарму.
Никто не знал, что произошло, почему вызвали только коммунистов. Многие думали, что предстоит какое-то собрание, но приказано было взять оружие, обмундирование, котелки, ложки — все, что необходимо для похода. На Приморском вокзале курсантов посадили в поезд, следующий на Сестрорецк.
На вокзале кое-что прояснилось. Пошли разговоры о мятеже, который произошел в Кронштадте. Воспользовавшись экономическими неурядицами, мелкобуржуазные партии решили совершить переворот. Они потребовали переизбрать Советы, упразднить комиссаров и политотделы, ввести свободную торговлю. Грабина особенно возмутил лозунг, который выдвинули заговорщики: «Советы без коммунистов!» Коммунисты создавали подполье, боролись против царизма, страдали на каторгах, они были первыми и на баррикадах, и при штурме Зимнего. И вдруг их отстраняют от власти. А эсерам, меньшевикам и анархистам дают полную свободу. Такое могли придумать только враги рабочих и крестьян.
Один из краскомов, собрав курсантов, более подробно объяснил обстановку. Дело зашло слишком далеко. В руках мятежников оказались немалые силы. У них было два линкора и несколько других кораблей, более ста орудий береговой обороны, десятки пулеметов. А главная опасность заключалась в том, что они захватили основную базу Балтийского флота, которая являлась ключом к Петрограду.
На помощь мятежникам торопились недавние интервенты. Английские корабли сосредоточивались у Финского побережья. Капиталисты и банкиры выделяли им на их черные дела немалые деньги.
— Время торопит, — говорил краском, — скоро должен вскрыться Финский залив. Тогда к мятежникам придет помощь по морю. Нужно не допустить этого, как можно быстрее задавить контрреволюцию.