Грабин растерянно стоял у доски. Что случилось? Ведь только вчера вечером он повторил эту самую теорему, выучил весь ход доказательств.
— Если не хотите учиться, то не занимайте место, — гремел учитель.
Грабина будто обдало кипятком. Всю жизнь он стремится к знаниям, не знает отдыха, занимаясь вечерами, после работы, а его обвиняют в нерадивости.
— Да чтобы я без желания… Да как вы можете, — сбиваясь, попытался возразить он.
— Э-э, да он еще и грубит. Больше можете не приходить на мой урок. Без вас как-нибудь обойдемся.
Злость, обида, чувство бессилия — все смешалось в душе Грабина. Но постепенно пришло отрезвление. Можно, конечно, поддаться малодушию, бросить учебу. Но кто от этого проиграет? Он сам, а не Гафклид. И если не по форме, то по содержанию своих претензий учитель прав. Твердых знаний нет. Значит, есть один выход: налечь на геометрию и своей настойчивостью заставить Гафклида изменить мнение о себе.
Дома Василий засел за учебник и вскоре понял допущенную ошибку. Он заучил теорему, как первоклассник заучивает стихотворение. Знает слова, произносит их с выражением, а смысла не понимает. То ли умышленно, то ли случайно учитель, нарисовав на доске фигуру, буквенные обозначения расставил не так, как они обозначены в учебнике. Грабин же в спешке начал воспроизводить доказательство, как оно изложено в книге. Его теорема не имела ничего общего с чертежом.
Несколько дней, а точнее ночей, Грабин упрямо учил геометрию. Вырезав из газетной бумаги различные фигуры, он соединял и разъединял их, строил новые, мысленно старался сопоставить их, понять сущность соотношения сторон и углов. Обнаружилась интересная закономерность: стоило ему постичь один общий принцип, как целая группа теорем начинала решаться проще и быстрее.
На очередное занятие по геометрии Грабин шел, будто солдат в штыковую атаку. Он был во всеоружии, но не знал, как поведет себя противник. Гафклид, отличавшийся злопамятностью, мог запросто выгнать с урока. Но учитель, внимательно посмотрев на Василия, сразу понял, что тот рвется в бой. Он не мог отказать себе в удовольствии еще раз поиздеваться над незадачливым и упрямым учеником. Ткнув в Грабина пальцем, Гафклид пропел:
— Э-э, пожалуйте, «Эвклид», к доске.
Начертив фигуру, он театральным жестом пригласил Василия:
— Докажите… э-э, что треугольники АБД и ДБС подобны.
Грабин изложил доказательство. Учитель, как показалось Василию, с досадой крякнул. Опять взялся за мел, изобразил новую фигуру.
— Э-э, докажите, что угол Д — прямой.
Задание не составляло особого труда. В считанные секунды Грабин сделал необходимые выводы. В голосе Гафклида вместо досады послышалось любопытство. Он начертил многоугольник, поставил вопрос, который в классе еще не проходили. Василий задумался. Хотел было напомнить преподавателю, что такую теорему они не доказывали, но гордость оказалась сильнее, и он решил путем логических рассуждений найти ответ. Гафклид, удивленно вытаращив глаза, заглядывал через плечо.
— Э-э, молодец, — теперь уже не любопытство, а восхищение слышалось в его голосе. — Ставлю отличную оценку. Похвально, очень похвально.
Прошло после этого случая несколько уроков геометрии, учитель не спрашивал Грабина, он словно забыл о нем. Но на одном занятии опять вызвал его первым и начал задавать вопрос за вопросом. Спрашивал то, что проходили два месяца назад, и то, до чего еще не дошли, заставлял одну и ту же теорему доказывать двумя способами. При этом разговаривал уважительно, без обычных подковырок. И наконец обратился ко всем учащимся:
— Геометрию надо знать, как ее знает Грабин. — Повернулся к Василию: — А вам, молодой человек, надо обязательно учиться дальше. Из вас может вырасти большой ученый. Если, конечно, сами этого захотите.
Говорил он громко и даже торжественно, будто предвидел, что его слова окажутся пророческими.
Из школы Грабин вышел радостный, а на улице к этой радости прибавилась новая. Со стороны Тихорецкой слышалась канонада. По городу бесконечной вереницей тянулись подводы. Белогвардейцы отступали, пытаясь в первую очередь спасти обозы с награбленным добром.
— Бегут крысы! — зло сплюнул прохожий, не опасаясь, что его услышат.
Залпы орудий наступавших частей звучали так внушительно, будто хотели возвестить на весь мир, что Екатеринодару суждено навсегда стать советским городом Краснодаром…
Домой генерал Грабин возвращался под вечер. Он сидел позади шофера молча, только изредка поеживаясь и вздыхая. Было видно, что поездка не принесла ему желаемого успокоения, а разбередила душу. В последние годы он с головой ушел в преподавательскую и научную работу, оставив конструкторское дело. Думалось, что это временно, но новые заботы захватили его без остатка. И в этот день, участвуя в испытаниях пушки, созданной коллегами по конструкторскому бюро, он понял, как много потеряно и как трудно вернуться к любимому делу.