Огромный день. В нем мы не выясняем отношений, не говорим о будущем, только целуемся до головокружения, до судорожно сведенных рук.
И все же… на вокзале, уже на ходу поезда, я кричу тебе: «Прощай!»
Здесь бы надо обширно расписать причины и душевное состояние героев. Но мне не хочется. Душевное состояние — путанное, причины невнятны, а сами герои с их мыльными обидами раздражают до крайности.
На обратном пути, уткнувшись в вагонное окно, я горько утверждаюсь в своей правоте. За весь твой проклятый Тамбов ты ни разу не сказал мне: «Люблю».
«Не бери в голову, — писала подружка из Смоленска. — Зато ты учишься и где! Это больше, чем счастье».
Именно так — «больше, чем счастье» — можно описать мое состояние тогда.
Сколько романтики, начиная с гимна: «Только в физике соль, остальное все ноль», — а еще вычислительные машины, реактор и возможность «умереть в страшных корчах от чего-то очень научного»! И сколько лошадиной работы, чтоб не вылететь из «секретного московского колледжа МИФИ», как его именовали вражьи голоса.
Один из лучших вузов страны — это что-нибудь да значило.
Казалось бы, вот оно, то самое, чего я безнадежно долго ждала. Однако оно почти не запомнилось. Так, что-то: лекции, семинары, читалка до поздней ночи, когда кто-то, обалдевший от учебы, вопит в холле поросячьим голосом.
Запомнилось другое.
Мокрый, густой, неожиданный в своей роскоши снег и песня из окна, что всю прошлую зиму повторялась во мне:
И от этого загнанное внутрь рвется наружу: память, тоска по тебе, известное из письма подружки, что ты ходишь потерянный.
Я словно налетаю на столб и не могу вздохнуть.
Спустя время, конечно, я справилась с собой, и все вырвавшееся было загнано обратно. Тем более, что наскочила сессия, и переживать ни времени, ни сил не осталось.
Но ниточка между нами, дернувшись на одном конце, тут же отозвалась на другом. Приехала из Смоленска подружка и привезла от тебя пакет, а в нем — твой дневник.