— Раз уж моя королева приказывает, — пробормотала она, откидывая пальцами, словно гребнем, прядь волос с его лица. Схватив его за затылок и притянув к себе, она долго и жадно целовала его, сжимая так сильно, что его ноги приподнялись над пристанью. А гребцы в это время одобрительно кричали, смеялись и стучали по веслам.
— Не замечал, что вы романтичны, моя королева, — пробормотал Колл.
— Похоже, я удивила нас обоих, — сказала Лаитлин.
Колючка оторвалась, вытерла рот, и эльфийский браслет на ее руке засиял золотым светом.
— Я люблю тебя, — сквозь шум команды услышал Колл ее ворчание. — И прости меня. За то, какая я.
Ухмыльнувшись в ответ, Бренд прикоснулся к шраму в форме звезды на ее щеке.
— Я люблю то, какая ты. Будь осторожна.
— Ага. — Колючка ударила его кулаком по плечу, потом гордо зашагала по пристани и перепрыгнула через борт корабля.
— Так лучше? — спросила она.
— Я вся растаяла, — прошелестела Лаитлин, и на ее губах играл лишь слабый намек на улыбку. Она в последний раз глянула на цитадель и кивнула кормчему. — Отчаливаем.
Глава 15
Они гуськом вошли в зал. Их было, может, дюжины три: тощие, как попрошайки, грязные, как воры. У двоих были мечи. У остальных — топоры дровосеков, охотничьи луки, мясницкие ножи. Одна девушка со спутанными волосами сжимала копье, сделанное из древка мотыги и старого лезвия косы.
Рэйт надул щеки, отчего порез на его лице запылал.
— А вот и герои.
— Некоторым бойцам вкладывают меч в руку на тренировочной площадке. — Синий Дженнер наклонился, чтобы прошептать ему на ухо. — Обучают всю жизнь, как тебя. А некоторым приходится взять в руки топор, когда Мать Война расправляет свои крылья. — Он смотрел, как оборванная компания неловко вставала на колени полукругом перед помостом. — Нужна храбрость, чтобы сражаться, когда ты этого не хочешь, не обучен, не готов.
— Никто мне меч в руку не вкладывал, старик, — сказал Рэйт. — Мне пришлось вырвать его из сотен других за острый конец. И меня беспокоит не то, что у них мало храбрости, а то, что мало умения.
— Хорошо, что у тебя есть тысчонка отборных воинов. Пошлешь их вслед за этими.
Рэйт сердито зыркнул на него, но ответить было нечего. Мастером говорить был Ракки.
— Мать Война награждает не храбрых и не умелых. — Дженнер кивнул на оборванцев. — А тех, кто делает лучшее из того, что есть.
Скаре это отлично удавалось. Она с такой благодарностью улыбалась оборванным новобранцам, словно это принц Кальива, Императрица Юга и дюжина герцогов Каталии предлагали свою помощь.
— Благодарю вас за то, что пришли, друзья мои. — Она убедительно подалась вперед на Стуле Байла. Хотя она была маленькой, но каким-то образом целиком заполняла стул. — Мои соотечественники.
Они не смогли бы выглядеть еще признательнее, даже если бы стояли на коленях перед самой Ашенлир. Их лидер, старый воин с лицом, покрытым шрамами, как колода мясника, прочистил горло.
— Принцесса Скара…
— Королева Скара, — поправила Сестра Оуд, немного чопорно надув губы.
Очевидно, ей начинало нравиться, что она больше не в тени Матери Скаер. Рэйт закатил глаза, но вряд ли мог ее винить. Тень Матери Скаер пробирала до костей.
— Прошу прощения, моя королева… — промямлил воин.
Но Скара, казалось, и вовсе не отбрасывала никакой тени.
— Это я должна просить прощения — что вам пришлось сражаться одним. Это я должна быть признательна — что вы пришли за меня сражаться.
— Я сражался за вашего отца, — сказал мужчина надломленным голосом. — Сражался за вашего деда. Я буду сражаться за вас до смерти. — И все остальные закивали.
Одно дело — предложить умереть, и совершенно другое — броситься на заточенную сталь, особенно если единственным металлическим предметом, который ты использовал в жизни, было ведро для молока. Не так давно Рэйт хихикал бы с братом над их дурацкой верностью. Но Ракки был где-то в другом месте, а Рэйт понял, что ему трудно смеяться.
Прежде он всегда точно знал, какой поступок будет лучшим, и обычно это было связано с топором. Так всё решалось в Ванстерланде. Но Скара всё делала по-своему, и оказалось, что ему нравится смотреть на это. Ему очень нравилось смотреть на нее.
— Откуда вы? — спрашивала она.
— Большинство из Окенби, моя королева, или с ферм в округе.
— О, я знаю это место! Там чудесные дубы…
— Были, пока Светлый Иллинг их не сжег, — сплюнула женщина, лицо которой было суровым, как топорик на ее поясе. — Сжег все.
— Ага, но и мы задали ему жару. — Воин положил грязную руку на плечо молодого парня, стоящего рядом. — Сожгли часть его фуража. И шатер с несколькими людьми внутри.
— Вам бы посмотреть, как они плясали, — прорычала женщина.
— Я достал одного, когда он вышел поссать! — выкрикнул парень ломающимся голосом, а потом его лицо стало пунцовым, и он уставился в пол. — Моя королева, это…
— Все вы храбро сражались. — Рэйт увидел, как на тонких руках Скары напряглись жилы, когда она сжала ручки Стула Байла. — Где сейчас Иллинг?
— Ушел, — сказал парень. — У него был лагерь под Харентофтом, но они за ночь снялись и ушли.
— Когда? — спросил Дженнер.