Но Джон Кабот тогда еще не был захвачен мыслью о северо-восточном пути. Он по-прежнему устремлял свои взоры на запад.
Некоторые историки берут под сомнение этот срок, другие же соглашаются с тем, что 24 июня 1494 года, в пять часов утра, Джон Кабот впервые увидел на западе таинственную землю — Terra de prima Vista , как предполагают — Лабрадор или Кап-Бретон.
Тщетно Кабот и его спутники искали приметы Китая в облике этой суровой страны. Им пришлось вернуться в Бристоль, в стены Китайского предместья, чтобы начать подготовку к новому плаванию.
В 1910 году В. Н. Семенкович обратил внимание на весьма забавную подробность. Каботова Terra de prima Vista, судя по ее описанию, была очень похожа на нашу Новую Землю .
В. Н. Семенкович, конечно, знал, что Джон Кабот плыл не на северо-восток, а на запад. Тем не менее русский историк первым заметил такую странность и сказал, что плавание Кабота «недалеко ушло от саг и легенд».
Если Семенкович прав в своих выводах, удивительное перемещение Новой Земли на запад по воле Джона Кабота представляется совершенно необъяснимым.
Но оба Кабота знали о существовании Новой Земли. После похода 1491 года Себастьян Кабот составил полярную карту. В надписи на ней были показаны Новая Земля и Обь!
Чертеж этот украсил стены Дворца Дожей в Венеции. Он был помещен на видном месте, над дверью главного входа .
Соображаясь со временем и обстоятельствами, можно думать, что весть об Оби и Новой Земле вышла в 1493 году из Москвы, через Колывань достигла Копенгагена, а оттуда была привезена в Бристоль к бравому шерифу Джону Джею и Джону Каботу с его тремя сыновьями.
Помпоний Лэт, Филиппо Каллимах и Себастьян Кабот на протяжении каких-нибудь пятнадцати лет будоражили мир от Рима до Бристоля дружными сообщениями о северном острове, открытом русскими.
Что же касается Дмитрия Зайцева и Дмитрия Грека Ралева, то они на деле доказали возможность морского путешествия из Стокгольма в устье Северной Двины. Но произошло это не в 1494 году, как указывает Н. Н. Зубов, а несколько позже .
Действительно, послы пришли на Русь из Дании в 1494 году, но тем же путем, каким они и отправлялись в Копенгаген, — через Колывань (Ревель).
Это происходило еще до открытого столкновения Москвы с колыванскими немцами, повлекшего за собой разгром ганзейской торговли в Новгороде в 1495 году.
А когда произошел этот разрыв с Колыванью и Ганзой, то встал вопрос: как отправить в Данию посла короля Иоанна, прибывшего в Московию с Дмитрием Зайцевым? В Литву поскакал гонец Семен Ступишин с поручением — узнать, можно ли пройти на бусах или кораблях в Копенгаген от Жмудского поморья .
Датского представителя сопровождали русские послы. Архангелогородский летописец свидетельствует под 1497 годом, что они вернулись «на Двину около Свейского королевства, и около Мурмонского носу морем Акияном, мимо Соловецкий монастырь, на Двину».
Забегая вперед, скажем, что в 1500 году из Дании к нам снова пришел «каплан именем Иван», то есть тот же посол, что и в 1493 году. Весной Иван был отпущен к своему королю с ответным посольством, во главе которого были Юрий Старый Траханиот и Василий Третьяк Далматов, будущий покоритель Пскова.
Пробыв в Копенгагене до лета 1501 года, русские, взяв с собой датского посла Давыда Коккера, поплыли на кораблях к устью Северной Двины и благополучно обогнули Скандинавию и Кольский полуостров. При этом любопытно, что Третьяк и Траханиот «с собою привели Якова разбойника Немчина». Кто это был — выяснить не удалось. Возможно, ганзейский корсар, взятый вместе с кораблем.
Ганза и Ливонский орден мстили за уничтожение немецкой торговли в Новгороде. Балтийские купцы, отложив в сторону аршины, брались за мечи, готовясь напасть на русские порубежные земли.
Московские послы не раз возили датских дипломатов «морем Акияном» от Северной Двины до Гафнии (Копенгагена) и обратно к Белому морю.
Это не могло укрыться от внимания представителей европейских дворов и неизбежно привлекло внимание купцов, космографов и мореходов к Северному морскому пути.
Обмену сведениями между Москвой и Копенгагеном в те годы помогло довольно длительное пребывание Григория Истомы при дворе короля датского, где Григорий успешно изучал латынь.
Это было, очевидно, задолго до знаменитого плавания Истомы из двинского устья в Тронхейм.
В Скандинавии трижды побывал Дмитрий Герасимов. Толмач Власий тоже был вхож в копенгагенский дворец.
Впоследствии послы не раз рассказывали не только о Дании, Норвегии и Швеции, но и о Гренландии и Исландии. Это они проложили путь из Москвы на Ростов Великий, Кострому, Северную Двину, Великий Устюг, Холмогоры, Белое море, Мурманский нос к Гафнии, как русские на латинский лад называли Копенгаген.