Земля и небо. Записки авиаконструктора

И ничего неожиданного я не увидел в его поведении, когда стал замечать, что по мере того, как все более успешно разворачивалось серийное производство Як-40, множились признаки его популярности среди летного состава и пассажиров, Яковлев методично ограничивал мое поле деятельности, отнимая одну за другой мои функции и передавая их в иные руки. Так, серийными вопросами полностью завладел Бендерский, летными испытаниями и демонстрационными перелетами за рубежом Керим Бекирбаев, а дальнейшие модификации самолета перешли к его сыну, толковому конструктору Сергею Яковлеву. Давно зная эту его тактику — «мавр сделал свое дело, он должен уйти» — я пассивно относился ко всему этому, правда, все время повторяя про себя: «Рано убираете меня, Александр Сергеевич, рано!».

Этим я выражал свое отношение к ситуации, заключающейся в том, что в начале широкой эксплуатации нового самолета, особенно пассажирского, имеется неизбежный риск, лежащий на плечах Генерального конструктора — при любой крупной авиакатастрофе с человеческими жертвами поднимается вопрос о виновных. Чего проще для него подставить меня в этом случае, а не оказаться самому в этой роли? Однако время шло, эксплуатация проходила довольно гладко, без громких ЧП, и моя роль «мальчика для битья» сходила на нет.

Мне осталась всего одна, правда, необычная работа, впервые проводимая в нашей стране: сертификация Як-40 и получение документа о соответствии его английским нормам летной годности, выдаваемого авиарегистром страны-члена ИКАО.[23] Самолетом уже интересовались зарубежные авиакомпании, а продавать его там без сертификата невозможно.

Поскольку тогда наша страна не была еще членом ИКАО, Авиаэкспорт заключил договор с поляками, уже членами ИКАО, о совместном проведении необходимых работ. После получения в 1969 году сертификата выяснилось, что польский сертификат по английским нормам котируется на Западе очень низко и придется повторить все сначала: сертифицировать самолет совместно с итальянцами, и не по английским, а по американским нормам летной годности.

Работу договорились проводить в два этапа: сначала здесь, а затем в Италии. Итальянцы прибыли во главе президентом авиарегистра Италии профессором В. Альдино.

Я окончательно заскучал. Бесконечные споры с итальянцами, их формальные аргументы и наши еще более формальные доказательства имели не столько технический, сколько юридический характер.

А тут еще на фоне служебного прозябания развернулась личная драма, а затем долгая тяжелая болезнь…

У разбитого корыта

После болезни, оставшись совершенно без заданий, я еще некоторое время не сдавался, упорно работая над предложением своего варианта самолета вертикального взлета и посадки Як-38, который в то время разрабатывался и строился на заводе.

Три реактивные двигателя, установленные на этом самолете, на мой взгляд, были расположены неудачно. При случайном отказе любого из них в ответственный момент вертикального взлета или посадки возникают такие моменты сил, которые парировать нечем. Летчику не остается иного выхода, кроме как, бросив самолет, спасать свою жизнь катапультированием, да и то против своей воли, автоматически.

Я разработал иную схему компоновки самолета, при которой вектор вертикальной тяги каждого двигателя настолько приближен к центру тяжести, что в критических ситуациях опасной разбалансировки самолета не возникает. Преодолев свою обиду и гордыню, я обратился к Александру Яковлеву с этим предложением.

Як-38

Он меня принял сухо, но выслушал. Бегло просмотрев мои схемы, выполненные в красках, как плакаты, спросил:

— Кто вам помогал?

— Никто.

— Где же вы взяли габаритные чертежи Як-38?

— Я все же конструктор. В сборочном цехе стоит макет самолета на полу, размеченном полуметровыми квадратами. Достаточно опустить отвес с любой точки макета, как на полу появится ее проекция. Таким образом чертеж общего вида можно получить без труда.

— Хм. Я дам указание Совету главных конструкторов рассмотреть ваше предложение.

— Спасибо.

Совет в составе Бекирбаева, Кулагина и руководителя этой темы Станислава Мордовина особых возражений по существу моего предложения не выдвинул, однако Мордовин под занавес бросил:

— Постройка самолета уже так далеко продвинулась вперед, что коренную переделку предпринимать поздно.

С этим доводом трудно было не согласиться. Лишь много позже меня осенила здравая мысль: продолжая начатую постройку Як-38 по исходной схеме, можно же было заложить постройку дублера самолета по улучшенной? Но, как говорится, «хорошая мысля приходит опосля».

Итак, время было мной упущено, руки у меня опустились, а тут еще подоспел мой печальный юбилей. Вместо традиционных поздравлений по этому случаю явился директор Савин с формальным предложением двух работ, на выбор: контрольного мастера склада материалов (на отдаленной территории) или инженера по технической эстетике. Обе должности с окладом 120 руб. (это после 430 руб.). В случае отказа — законное увольнение с переходом на пенсию. Не будучи эстетом, я склонялся к техконтролю.