Еще в Леопольдвиле, за день до отъезда, все участники экспедиции, собравшись в номере Гатлингов, со всей серьезностью обсудили ситуацию и единодушно постановили: о живой Вселенной, о зоне перехода в нее объявлять не стоит, даже экипажу «Фалькона». Не поймут. Если честно – мистер Гатлинг перестраховался, держа в уме свой бизнес. Ну вот представьте, начнет он рассказывать деловым партнерам о сказочном мире, летающих демонах, волшебном здании, убегающей человеческой тени, которую невозможно догнать… Да и не один Реджинальд заботился о реноме; никому не хотелось прослыть сумасшедшим, хоть бы и без всякого бизнеса, поэтому прийти к консенсусу было несложно. Да, были в девственных африканских лесах. Да, видели много любопытного. Отчет экспедиции будет опубликован. Кому интересно, читайте.
Но – негласно, разумеется – ни устно, ни письменно ни слова о Земле-2. Рано сегодняшнему человечеству об этом знать.
Ну а Йенсен с присущей ему искренностью вслух обозначил то, о чем другие не решались говорить. Молчать можно. Забыть нельзя. И придет время, когда надо будет вернуться к незаконченной африканской повести.
– Вы совершенно правы, Торлейф, – без улыбки сказал Реджинальд. – Я тоже знаю, что этот день придет. Не знаю лишь когда.
– А для кого-то, может быть, и никогда, – совершенно спокойно молвил Йенсен. – В мире все так меняется! И не в лучшую сторону. Кто знает, что для нас наступит через год? Я ни за что не поручусь.
– Ну, не будем столь мрачны, дорогой магистр!
– Пусть не будем, – согласился тот. – Пусть жизнь покажет.
Ну, вот жизнь и показала. Со времени того разговора, правда, прошло сильно больше года, больше даже полутора лет – но все-таки Йенсен оказался прав.
Сам он так и обосновался в Полинезии, занимался изучением тамошней фауны и флоры, изредка писал скупые письма, супруги отвечали ему примерно такими же… Симпкинс тоже звонил и забегал не так часто – дела, понятно. Он по-прежнему успешно руководил агентством, успевал почти по всему миру, но Африку держал, конечно, на особом прицеле.
Сеть его южноафриканских агентов за это время расширилась, информация поступала исправно. Беспорядки в Катанге, из-за которых пришлось некогда срочно покинуть Леопольдвиль, власти сумели подавить ценой немалых усилий и, по свежим сведениям, пока держат ситуацию под контролем, хотя провинция напоминает наглухо закрытый котел, где идет невидимое миру кипение и бурление… Какую роль в этом играл Ланжилле, с какими спецслужбами он был связан, – выяснить так и не удалось. После бунта и его подавления он исчез. Как в воду канул! Все бросил: шахты, счет в банке, норманнский дворец – и затерялся в человечестве. С ним же пропал и Бен Харуф. Следов ни того, ни другого найти пока не удалось.
И уж конечно, с особым вниманием, даже с ревностью, что ли, Гатлинг с Симпкинсом отслеживали то, что связано с их зоной, с перекрестком миров. Они так и говорили меж собой: «наша зона», «перекресток миров»… Вот только слежка не принесла ничего нового.
Нигде: в печати, по радио, даже в слухах и сплетнях – ни слова, ни полслова за эти годы. Тайны африканского мира так и остались закрыты для «белой» цивилизации. Туземцы, если что и узнавали, с колонизаторами не делились.
Намертво молчали и спецслужбы, не хуже спартанских мальчиков. Ни одного упоминания о двух пропавших экспедициях, о судне «Кассиопея», о разбитом самолете в джунглях – пусть хотя бы на уровне пьяной болтовни в портовом кабаке. Нет! Тема закрыта так, словно какой-то колдун брызнул на нее мертвой водой.
Пытались разузнать и о Борисове. Тоже ноль. Ну, понятно, Советский Союз – особая страна, сильно отгороженная от остального мира. Но хитромудрый Симпкинс и в данном случае нашел лазейки, ручейки информации потекли к нему, однако ничего не донесли о Борисове Василии Сергеевиче, сотруднике девятого отдела НКВД…
Оставалось уповать на годы. На то, что время само все сделает, принесет новости, соберет старых друзей, отправит их вновь на поиск неизведанного, и тогда…