Зеленый Смарагд

– Ну да, – ответил он, бросая косой взгляд на принесённый с собой толстый фолиант. – Собственно говоря, ты права. Мы, по крайней мере, сможем удостовериться, что он работает, тем более что у нас не очень много времени. – Внезапно он засуетился. Нагнувшись над столом, он открыл фолиант с Анналами. – Надо выбрать такой день, чтобы ты не попала на какое-нибудь совещание. И не пересеклась с одним из братьев де Вильерсов. Они элапсировали в этом зале многие и многие часы.

Меня опять осенило.

– А могу я встретить леди Тилни? Одну? Лучше всего после 1912 года.

– Разумно ли это? – Люкас листал фолиант. – Мы же не хотим ещё больше усложнять сложное.

– Но мы не должны упускать наши небольшие шансы! – вскричала я, вспомнив о том, что мне внушала Лесли – я должна использовать каждую возможность и делать в первую очередь следующее: задавать вопросы, какие только придут в голову. – Кто знает, когда нам выпадет следующая возможность! В ларце может оказаться что-нибудь другое, я могу вообще до него не добраться. Когда мы встретились в первый раз?

– 12 августа 1948 года, в 12 часов дня, – ответил Люкас, углубившийся в чтение Анналов. – Я никогда этого не забуду.

– Точно, и чтобы ты действительно этого не забыл, я для тебя это запишу, – сказала я, восхищённая собственной гениальностью. Я нацарапала в блокноте:

Лорду Монтрозу – важно!!!

12 августа 1948 года, 12 часов дня. Алхимическая лаборатория. Пожалуйста, приходи один.

Гвендолин Шеферд.

Я лихо вырвала из блокнота листок и сложила его пополам.

Дед на мгновение оторвал взгляд от фолианта.

– Я мог бы отправить тебя в 1852 год, в полночь 16 февраля. Леди Тилни элапсирует туда из девяти часов утра 25 декабря 1929 года, – пробормотал он. – Бедная, даже рождество она не может уютно провести дома. Хорошо, что они хотя бы снабдили её керосиновой лампой. Послушай, что тут написано. «12:30. Леди Тилни в отличном настроении возвращается из 1852 года, где она при свете керосиновой лампы связала крючком двух свинок для рождественского благотворительного базара, который пройдёт в этом году под девизом “Сельская жизнь”». – Он повернулся ко мне. – Вязаные свинки! Непостижимо! Боюсь, что она испытает шок, когда ты вдруг возникнешь перед ней из ничего. Мы действительно хотим пойти на этот риск?

– Ну, она вооружена всего лишь вязальным крючком, а они, если мне не изменяет память, сверху закруглены. – Я склонилась над хронографом. – Ну, сначала год. 1852, я начинаю с «М», верно? MDCCCLII. А месяц февраль по кельтскому календарю – это номер три, нет, четыре…

– Что это ты делаешь? Нам надо сначала перевязать твою рану и ещё раз спокойно всё обдумать!

– На это у нас нет времени, – возразила я. – День… это вот эта ручка, верно?

Люкас со страхом заглянул мне через плечо.

– Не так быстро! Всё должно быть выставлено предельно точно, иначе… иначе… – У него снова был такой вид, как будто его сейчас вывернет наизнанку. – И ты ни в коем случае не должна держать хронограф в руках, иначе ты заберёшь его в прошлое. И больше не сможешь вернуться назад!

– Как Люси и Пол, – прошептала я.

– Для уверенности мы выставим интервал всего в три минуты. Задай с 12:30 до 12:33, она уже должна сидеть там и мирно вязать своих свинок. Если она спит, не буди её, иначе она получит инфаркт…

– А разве это не стояло бы в Анналах? – прервала я его. – Леди Тилни произвела на меня впечатление очень крепкой особы, моё появление её с ног не свалит.

Люкас отволок хронограф к окну и поставил его за занавесом.

– На этом месте мы можем быть уверены, что там не стоит никакой мебели. Да, и нечего закатывать глаза. Тимоти де Вильерс однажды так неудачно приземлился на стол, что сломал себе ногу.

– А если леди Тилни стоит именно там и мечтательно глядит в ночь? Ах, не смотри ты так, это была шутка, дедушка. – Я деликатно отодвинула его в сторону, устроилась на коленках перед хронографом и открыла клапан под рубином. Отверстие было как раз для моего пальца.

– Подожди. Твой рана!

– Перебинтовать её мы сможем и через три минуты. Ну, до встречи, – сказала я и, набрав в грудь побольше воздуха, прижала палец к игле.

В животе возник хорошо знакомый коловорот, рубин залил комнату красным светом, Люкас успел произнести: «Но я ещё хотел…» – и перед моими глазами всё расплылось.

Из Анналов Стражей 18 декабря 1745 года.