Зеленый Смарагд

Я попыталась мысленно сравнить мистера Марли с худым и бледным Ракоци, который нагнал на меня страху своими чёрными глазами. Но я не знала, сказать ли мне: «Радуйтесь, что вы не похожи на своего сомнительного предка» или всё-таки ещё хуже быть рыжим, веснушчатым и с лицом как блин.

– То есть мой дедушка по отцу… – завёл мистер Марли, но мистер Джордж быстро перебил его:

– Ваш дедушка, разумеется, очень бы вами гордился, – ободряюще сказал он. – Особенно если бы он знал, как блестяще вы сдали экзамены.

– Не считая «Традиционных видов поединков», – вздохнул мистер Марли. – Тут я получил «удовлетворительно».

– Ах, да кому оно нужно – совершенно устаревшая дисциплина. – Мистер Джордж протянул мне руку. – Я всё настроил, Гвендолин. Так что вперёд, в 1956 год. Я выставил хронограф ровно на три с половиной часа. Крепко держи сумку и проследи, чтобы ничего там не забыть, хорошо? Мистер Марли будет ждать твоего возвращения.

Одной рукой я прижала к груди школьную сумку, другую руку протянула мистеру Джорджу. Он вложил мой указательный палец в одно из отверстий хронографа. Палец уколола тонкая игла, роскошный рубин засветился и озарил помещение алым светом. Я закрыла глаза, и в тот же миг меня закрутил коловорот. Когда через секунду я открыла глаза, мистера Джордж и мистера Марли уже не было. Стол тоже исчез .

В помещении стало темней, горела одна-единственная лампочка, под которой стоял мой дед Люкас и смотрел на меня недоумённым взглядом.

– Т-ты… не вышло? – ошеломлённо спросил он. В 1956 году ему было 34 года, и он не очень походил на того восьмидесятилетнего человека, которого я знала маленькой девочкой. – Ты исчезла вон там и возникла уже здесь!

– Да! – гордо ответила я, подавляя порыв броситься ему на шею. При каждой встрече с дедом у меня возникал комок в горле. Мой дед умер, когда мне было десять лет, и встретить его через шесть лет после похорон было в равной степени чудесно и ужасно. Ужасным было не то, что во время наших встреч он ещё не был тем дедушкой, которого я знала, а был своего рода его ранней версией, – ужасным было то, что для него я была совершенно чужим человеком. Он даже не представлял себе, как часто в детстве я сидела на его коленях, как после смерти отца он утешал меня своими рассказами и как мы желали друг другу спокойной ночи на придуманном нами языке, понятном только нам одним. Он не имел никакого понятия о том, как я его люблю – и я не могла ему об этом сказать. Никому не понравится слышать такое от людей, в обществе которых ты провёл всего пару часов.

Я попыталась по возможности проигнорировать комок в горле.

– Для тебя, по моим прикидкам, прошло лишь около минуты, поэтому я прощаю тебе небритые усы. А для меня прошло уже несколько дней, и за эти дни случилось ужасно много всего.

Люкас пригладил усы и улыбнулся.

– Ты опять проявила… то есть ты это здорово придумала, внучка.

– Да, не правда ли? Но, честно говоря, это была идея моей подруги Лесли. Чтобы наверняка встретить тебя и не терять времени.

– Да, но зато у меня ещё не было возможности продумать наши дальнейшие действия. Я только собирался оправиться от твоего визита и начать обо всём размышлять… – Склонив голову набок, он принялся меня разглядывать. – Верно, ты выглядишь иначе, чем только что. Этого обруча в волосах не было, и ты как-то похудела.

– Спасибо, – сказала я.

– Это не комплимент. Ты выглядишь так, как будто тебе не очень хорошо. – Он приблизился ко мне на шаг и стал придирчиво меня разглядывать. – Всё в порядке? – мягко спросил он.

«Всё отлично», хотела ответить я, но, к своему ужасу, разревелась.

– Всё отлично! – всхлипнула я.

– Ой-ой-ой, – сказал Люкас, неловко похлопывая меня по спине. – Всё так плохо?

Несколько минут я не могла справиться со слезами. А ведь я считала, что у меня всё под контролем! Ярость казалась мне подобающей реакцией на поведение Гидеона – такой взрослой и мужественной. И ярость лучше бы смотрелась в кино, чем вечные рыдания – Хемериусово сравнение с комнатным фонтаном было, к сожалению, довольно точным.

– Друзья! – всхлипнула я в конце концов, поскольку мой дед имел право на объяснение. – Он хочет, чтобы мы были друзьями! И чтобы я ему доверяла.

Люкас прекратил похлопывать меня по спине и недоумённо наморщил лоб.

– И из-за этого надо рыдать, потому что…?

– Потому что ещё вчера он сказал, что любит меня!

Люкас выглядел ещё более недоумённо.

– Но мне это не кажется таким уж плохим основанием для дружбы.

Мои слёзы высохли, как будто из комнатного фонтана кто-то выдернул штекер.

– Дедушка! Не будь таким несообразительным! – вскричала я. – Сначала он целует меня, потом я узнаю, что всё это тактика и манипуляция, а затем он приходит ко мне со своим «Давай будем друзьями»!

– Ох. Понимаю. Какой… э-э-э… негодяй! – Люкас всё ещё не выглядел полностью убеждённым. – Извини за глупый вопрос – надеюсь, мы говорим не об этом юноше де Вильерсе, номер одиннадцать, Алмаз?

– Да,– ответила я. – Мы говорим именно о нём.

Мой дед застонал.