Здравствуй, мишка!

Осенний овес медведям был необходим: с него они жирели, набирали вес перед зимней берлогой; и случись медведю не попробовать овса да выпади в лесу неурожайный год на клюкву, пойдут по лесу звери-шатуны, что не запаслись на зиму жиром.

Это стремление зверей попасть на овсяное поле знали все таежные охотники и старались не упустить случая и поохотиться на овсах на медведей. Охота эта была не очень сложной — за медведем не надо было идти по лесным тропам, он приходил сам. И мое неожиданное открытие, что наступило время медвежьим овсам, не только объяснило мне пути неизвестного медведя, но и родило беспокойство: «А вдруг?» А вдруг Мой Мишка, Лесник, Хозяин, «Мамаша» — так я называл медведицу, которую встретил у Вологодского ручья, — Черепок и даже «Дурной медведь», уйдут на овес, уйдут туда, где есть ружья?

Нет, это беспокойство посетило меня не оттого, что я не люблю охоту. Даже сейчас я могу вернуться домой за ружьем, опустить в стволы пулевые патроны и пойти в лес. Я могу пойти по звериным тропам днем, неслышно останусь ночевать под елкой без костра, чтобы не спугнуть зверя, буду выслушивать лесную тишину, обрезать следы, ждать. Дождусь и наконец выстрелю. Но сделаю это я только тогда, когда в лесу заявится обезумевший хищник. Я возьму ружье, чтобы предупредить несчастье и погасить возможное недоверие человека к другим медведям. А сейчас мне было жалко моих зверей, как бывает жалко друзей, которые могут попасть в беду.

Все эти дни я беспокойно бродил по лесу и искал следы своих медведей. Черепок оставался на месте. Он был цел и невредим. А вот Лесник и Дурной исчезли. Лесник, как и неизвестный медведь, заглянул сначала на Черепево, овса здесь не нашел и двинулся на юг к другой лесной деревушке, где люди пока жили и где овес сеяли и в этом году. Следов Дурного я так и не нашел.

Я ходил по пустому лесу, собирал просто так осенние листья, которые падали мне на плечи; вечерами, раскладывая эти листья на столе, восстанавливал свои дневные маршруты и с грустью отмечал, что Медвежье Государство опустело. У Вологодского ручья перестали мне встречаться следы Мамаши и ее детского сада. Реже находил я и следы Хозяина. Он, пожалуй, тоже посещал овсяные поля, но до овсов ему было гораздо ближе, и днем после ночных походов он возвращался в свое летнее хозяйство. А как с остальными медведями? Останутся ли живы, а если останутся, то заглянут ли обратно в свои «дома» перед тем, как уйти на зимние берлоги?

И мои медведи вернулись. Вернулись в конце сентября. Хозяин по-прежнему занял дорогу в лес. Мамаша снова показывалась у Вологодского ручья. Объявился и Лесник. Позже всех прикатил с овсов в лес Дурной. Все заняли свои прежние хозяйства, но ненадолго. Приближалась зима. Рядом был снег, мороз, крутые метели, слепые бураны, и медведи отправились на берлоги.

Первым на зиму ушел Мой Мишка. В своей последней дороге с Верхнего озера я не нашел следов Лесника и Дурного медведя. Перестал потрескивать по кустам Черепок. А последним исчез Хозяин — последними уходят на берлогу обычно самые большие медведи...

Но я еще оставался в лесу, собирался зимовать, и последний раз пошел за продуктами. В этот раз обратно в свою деревушку я особенно не торопился. Телят из леса давно угнали, вместе со стадом ушли из леса и пастухи. Я оставался в лесу один — в пустой деревушке меня никто не ждал, мне некуда было торопиться, я остановился, скинул рюкзак, присел на колоду и закурил. От частых осенних дождей лес вымок, почернели стволы елей, лес стал грустным, прощальным, и мне очень захотелось именно сейчас сказать моему Медвежьему Государству, Государству доброму и открытому для меня, простое «до свидания».

Я сказал это «до свидания» тихо, почти про себя. Но мне ответили. Ответили не близко, но ясно: «Чик-чик... чик-чик...» Так всегда случайно потрескивает неосторожный сучок под мягкой медвежьей лапой... Кто-то еще не заснул, кто-то ходил, что-то проверял, искал. Но совсем скоро это медвежье «чик-чик» в лесу уже не раздастся, его не будет до самой весны.

Спокойной вам зимы, друзья...

ГОД 1966

Смутное время

Зима начиналась трудно и долго, приходила несколько раз и всякий раз отступала. От кислого снега и поздних густых дождей лесные дороги вспухли и стали непроходимыми. Я давно собирался оставить свой лесной домик и выйти к людям. В Москве меня ждали дела, но выбираться из леса с грузом по тяжелой, непроходимой дороге я не решался и ждал крепких, верных морозов, которые, по моим расчетам, вот-вот должны были прийти и схватить, вымостить прочным льдом кислые, распухшие болота.