Завтрашний царь. Том 2

Раб валяльщика весь день просидел дома. Не смел за калитку ступить, отвёрстывал вчерашнюю праздность. Его молодой хозяин вёл домой отца, впервые за долгое время не вздрагивая на шаги за спиной. Маячное пламя над морским храмом горело ровно и ярко.

Когда Верешко заглянул в ремесленную, Мгла покаянно, черенком вперёд, протянул маленький нож:

– Добрый… господин… этот раб…

Верешко неведомо почему вдруг качнулся над бездной. Исполнился мыслей и подозрений, непроизносимых, необлекаемых в слова. Стало страшно.

Он ведь ровно ничегошеньки не знал про своего кощея.

Тайные союзы невольников…

Чужое и чуждое колдовство…

Бесследные исчезновения, оставшиеся без разгадки…

Пироги Тёмушки. Туман над Ойдриговым Опином. Кулаки Малюты, не попадавшие в цель. «Мне от тебя прочь бежать? Или к тебе?»

– Этим ножичком хлеб резать можно ли? – спросил Верешко. Хотел пошутить, но голос странно сел, и шутки не вышло.

Раб смотрел с недоумением. Дескать, о чём ты, ласковый хозяин? О чём?..

Ну, насколько удавалось различить сквозь серый колтун…

…Осторожные сильные пальцы, обминавшие пясть…

Хоть ты смейся, хоть плачь! Верешко даже порадовался, когда вспрос, учинённый кощею, прервался стуком в калитку. Сын валяльщика уже знал, кто так стучит. Кого в подобный час вообще может занести на угол Третьих Кнутов.

– Ступай отопри, – кивнул он рабу. – Кувыки до твоего здоровья пожаловали.

Мгла послушно захромал через двор. Даже по стуку было понятно: друзья-игрецы принесли жгучие вести. Такие жгучие, что никак невозможно дотерпеть до утра. Четверо друзей аж приплясывали, не замечая реденького дождя.

– Ты, Мгла, без заботы живёшь, – весело начал Хшхерше. – Ничего-то не знаешь!

– Только разумеешь, когда день, когда ночь, – поддержал Клыпа.

– И не видал, и не слыхал, и о ту пору на свете не бывал, – засмеялся Бугорок.

Голосистый Некша ничего не стал говорить, просто издал ликующую трель, с толстого голоса на тонкий и взадь, эта попевка лишь недавно у него получилась.

Мгла молча ждал продолжения. Когда стало ясно, что речь не об утренней находке, – ступил с ноги на ногу.

– Сам Галуха нас обласкал! – расхвастался Хшхерше. – Слыхал? Господин Галуха! Старший над царским увеселением!

Хранить тайну больше не было сил, кувыки загомонили наперебой.

– Он Ломаным мостиком гулявши слово сказал. Чтобы мы к воротам явились. К тем новым, что в городке у дворца.

– Кому ворота препона, а он опять слово молвил, и стража нас пропустила. Дворами повёл, где сами праведные среди почёта будут ходить!

– В лодочный сарай, где соймочка дожидается. А в сарае, глядим, великий державец, боярин Инберн сидит! Пиво душистое пьёт, шегардайских игрецов слушает!

– И не скажешь, что воздержник моранский, гудьбу отвергающий.

– Воздержник или нет, да царский слуга, а царь всем людям владыка, не одному закону моранскому. Отпустит Владычица согрешение.

– Такой воздержник, что кафтан на брюхе трещит, – хихикнул дерзостный Хшхерше. И оглянулся – вдруг слышал кто, кабы не расползлась по Лобку лукавая сплетня. – А вагуды предивные по рундукам! А порты многоцветные!

– Что… приговорил? – с усилием встрял Мгла.

– Кто?

– Галуха…

– Мы потешки для торга пели сперва. Он ногой качал. Твои песни запели, вскочил аж, в черёд обнял, не погнушался!

– А боярин пиво пролил!

– Завтра же… то есть ныне, как рассветёт, ждут нас у драгоценных ворот. Галуха взаигры слаживать будет!

Мгла снова переступил.

– Про меня… сказали ему?

– Ещё чего! – прищурился хитрый Хшхерше. – Чтобы он побежал тебя выкупать, а нас прочь поторопил? Ты ж один всех нас стоишь, нешто не понимаем?

– Ты, Мгла, не серчай, – покаялся Клыпа. – Мы добро помним. Вот утвердимся в царских гудцах, тогда тебя и объявим.

– Довольно тебе от бражников тумаки принимать.

– Станешь почёт кугиклами тешить!

Кощей вдруг понурился, съёжился, сделался покорным и жалким.

– Если впрямь… дружество помните… меня забудьте… совсем.

Кувыки замолкли. Начали переглядываться. Зря ли сказано: чтоб новому родиться, старое отмирает. Подула в паруса поветерь, открылся вольный простор, а кто-то остался на берегу.

– Здесь… выкуплюсь, – прошептал Мгла. – Оттуда мне… не уйти.

Вечная шегардайская морось текла по шапчонкам, студила загривки.

– Смолчать смолчим, – хмуро пообещал Хшхерше. – А забыть не проси. Кто песни сложит, чтобы у боярина из рук кружка валилась?

Волчий зуб, лисий хвост

Два молодых орла, скромно именуемые воронятами, во все крылья летели домой. В Чёрную Пятерь. Места кругом были уже знакомые. Своя круговенька, снедный дух с поварни слыхать!

Снег брызгал от кайков, пел песни под звонкими беговыми иртами. Добрые были ирты. Лёгкие, быстрые. Своеручного дела: дядя Ворон показывал, учил, помогал. Юксы застегнёшь, и как будто наставник снова рядом идёт. Присматривает, советует…

Эх, наставник…

Что бы ты, дядя Ворон, подкрылышам сейчас посоветовал?

К Шерёшке завернуть? Мимо прямолётными стрелами пронестись?