Завтра в тот же час

– Ой, здравствуйте, – бросила Элис и принялась заталкивать кошелек обратно в сумку Деборы, уколовшись в процессе вязальной спицей. – Блин! Ничего, я в порядке. – Она вынула руку из сумки и пожала свежеобработанную антисептиком ладонь врача.

– Меня зовут доктор Харрис, я сегодня делаю обход. Вы дочка Леонарда? – спросила доктор Харрис, выдавив на руку еще антисептика из висящего на стене диспенсера и потирая ладони.

Элис кивнула.

Врач прошла в палату. Удивительно было наблюдать, насколько уверенно некоторые люди чувствуют себя рядом с болезнью, рядом с телами, которые выходят из строя и перестают выполнять свои функции. Но ведь выходить из строя – это, в конце концов, тоже их функция. Это Элис не может этого принять и пытается плыть против течения.

– Вчера я разговаривала с вашей мачехой и еще побеседую с ней сегодня. Пока что состояние вашего отца стабильно, но я хотела бы, чтобы с вами пообщались врачи из паллиативного отделения и рассказали, чего стоит ждать и как сделать так, чтобы он чувствовал себя комфортно. Думаю, что скоро встанет вопрос о переводе его в хоспис. – Доктор Харрис прервалась. – Вы в порядке?

Элис была не в порядке.

– Конечно, – ответила она. – Просто… сами понимаете.

– Понимаю. – Доктор Харрис перевела взгляд на Леонарда. – Он очень упорно боролся. Ваш отец сильный мужчина.

– Спасибо, – сказала Элис. Доктор Харрис сдержанно улыбнулась и ушла, задержавшись снаружи, чтобы написать что-то на доске.

– Прости, что не сказала тебе, – обратилась к отцу Элис. – Твоя догадка мне понравилась больше. Что мы старимся красиво и с достоинством и живем на Помандере. – Она понизила голос. – Я замужем. У меня двое детей. Я не знаю, есть ли у меня работа. Как мне узнать, есть ли у меня работа? Я не знаю, как это работает, пап. Нужно было задавать больше вопросов.

Леонард издал какой-то звук – не то от боли, не то от дискомфорта, не то просто во сне. Элис наклонилась к нему и положила руки на его ладони. «Пап, ты меня слышишь? Прости, что не рассказала тебе. Но я здесь. Я вернулась. Это я, пап. – Язык Леонарда зашевелился во рту, как у попугая. – Я была там, а теперь я тут, и теперь все по-другому, и я не знаю, что тут вообще, блин, происходит». Кое-что все-таки не изменилось – она все так же словно пыталась докричаться до отца с края огромной пропасти. Слов никто не услышит, а то, что нужно сказать, лучше было бы сказать раньше. Она была не из тех, кто сидит у смертного одра некогда близкого человека в ожидании покаяния, тайного кода к сейфу, полному любви и нежности. Элис с отцом всегда были такими чудесными друзьями. Она знала, что это удача, большая удача, когда характеры членов семьи дополняют друг друга. В мире столько людей, которые всю жизнь жаждут быть понятыми. А Элис всего лишь хотела еще немного времени.

Раздался свистящий звук, похожий на тот, с которым отдергивают шторку для душа, – вернулась Дебора с пакетиком чипсов под мышкой, сникерсом и двумя стаканчиками кофе.

– Вот тебе на выбор, – сказала она.

Элис вытерла глаза и взяла кофе из ее левой руки.

– Мэм… – пробормотала она.

Дебора махнула освободившейся рукой, и чипсы тут же оказались на полу. Они обе одновременно наклонились, но столкнулись в узком проходе у кровати Леонарда.

– Ну что ты, милая, – сказала Дебора. – Я же просто твоя Дебби.

– Я всегда хотела, чтобы он нашел себе кого-нибудь, – сказала Элис. – Правда хотела.

– Я знаю, – ответила Дебора. Дебби. Ее мачеха Дебби, которая называла ее «милая». – Он бы ни за что не позвал меня на свидание, если бы не ты.

– А можно мне тоже сникерс?

– Насколько я знаю, сейчас все еще твой день рождения, лапочка. Хоть все бери. – Дебби подвинулась вперед, пока носки их ботинок не соприкоснулись, и потянулась поцеловать Элис в лоб. От нее пахло теплым молоком, дешевым кофе и жасминовыми духами. Элис вспомнила все статьи, книги и глупые заметки о женщинах, которые берут от жизни все, которые когда-то читала, и о том, что сама попытка подсчитать, сколько всего кто-то пытается впихнуть в свою жизнь, ужасно обесценивает весь процесс. Сама она никогда даже не задумывалась о том, что могла бы иметь, или о том, чего не могла.

– Давай, – ответила Элис.

Глава 40

Томми сказал, что вечеринка будет неформальная, но затем добавил, что официанты приедут в четыре, чтобы к шести успеть все подготовить, а бармен придет в пять, но алкоголь уже привезли, и к тому моменту, когда к ним домой начали прибывать люди в накрахмаленных рубашках и черных жилетах, Элис уже понимала, что у них с Томми разные представления о слове «неформальный». Элис вспомнила кое-что: она сама хотела вечеринку. Она всегда хотела вечеринку, но в итоге не получала от нее никакого удовольствия.