Завтра ты умрешь

– Выдумаете, я сума сошла! А я сама больше всех хочу, чтобы это оказалось неправдой. Я очень вас уважаю, сочувствую, потому и пришла… Хочу, чтобы вы сами все обдумали, разобрались. Кому, как не вам? – Речь получалась все более взволнованной и бессвязной, но Наталье казалось, что ее слова находят отклик у Банницкого. Во всяком случае, тот ее не прерывал. – Если ваша невеста честная, порядочная женщина и ни в какую аферу не замешана – я первая вас поздравлю! Знаю ведь, как вы измучились… Мы все измучились! Но вы же не допустите, чтобы вас обманывали? Если там был сговор с Генрихом Петровичем… Вы меня простите, но ему никак нельзя доверять, разве что от такой жуткой безысходности, как у вас… Надо все обдумать! Как вы с ней познакомились? Как давно? Она ведь у вас работала? Узнайте, кто ее к вам устроил. Вспомните, как она вам на глаза попалась! Вспомните все, что можно, вдруг вам что-то покажется странным…

Банницкий смотрел на нее все тем же загадочным взглядом, от которого прежде Наталья впадала в подобие паралича. Но сейчас этот взгляд на нее не действовал. Одурманенная сознанием своей правоты, женщина все больше распалялась:

– Поймите, я вам добра желаю, мне страшно, что вы можете попасться в лапы мошенникам! Я же знаю, какой вы – ни с кем не советуетесь, никого не слушаете. В делах оно, может, и хорошо, но в отношениях с людьми так нельзя! Это черт знает куда может завести! Ведь то, что пять лет творилось у вас в доме, просто дико, а Генрих Петрович добился, что для вас это стало нормой! Да что там – я сама считала, что так и должно быть!

– Да, со стороны это, наверное, смотрится дико, – внезапно согласился тот.

– Вот видите! – обрадовалась поддержке Наталья. – Это же тема для ток-шоу, для скандального материала, да и то в лучшем случае! А в худшем – это, может, вообще уголовщина! Я вас не обвиняю, но эта Марина…

– Я все понял! Сколько надо заплатить, чтобы вы забыли эти пять лет? – резко оборвал ее Банницкий. – Скажите прямо.

– Да не прошу я денег, а пытаюсь втолковать, что этим делом уже заинтересовались!

– Кто?! – Банкир был положительно страшен – глаза сузились в две ледяные щели, на губах, как показалось Наталье, выступили пузырьки пены. – Вы не имели права никому рассказывать о нашей частной жизни! Вы подписали условие!

– Я у вас больше не работаю, и это не государственная тайна, чтобы ее нельзя было разглашать! – парировала та. – И потом, я считаю, что молчать просто опасно! Ксения Константиновна погибла, а кто на очереди? Может – вы?!

– Я уже давно вошел в тот возраст, когда заботятся о себе сами. – Банницкий, казалось, готов был ее укусить. – Вы хотите, как я понимаю, обнародовать то, что наблюдали в моей семье пять лет. Как я забыл, что у вас журналистское образование! Свинья везде грязь найдет! Молчите! – Он заметил возмущенное движение Натальи. – Я вас достаточно долго слушал! Так вот, уважаемая, запомните мои слова, прежде чем выйдете из этого кабинета! Если вам вздумается выставить мою семейную жизнь в качестве предмета обсуждения в каком-нибудь шоу или статье – все равно, – далее будем общаться в суде. У вас, помнится, за годы службы в моем доме появилась кое-какая собственность? Значит, сможете компенсировать мне моральный ущерб. Но есть еще один момент, и вот здесь я государство впутывать не буду! – Его голос начал походить на шипение. – Ко мне приехали дочери, и если, – он внезапно и сильно толкнул Наталью в грудь открытой ладонью, так что та, ахнув, с размаху упала в кресло, – если ваша грязная возня хоть как-то на них отразится, не я буду тем человеком, который оплатит вам инвалидную коляску! А теперь вон отсюда, шваль!

Наталья сама не помнила, как выбралась из кресла, пятясь, отыскала дверь, как мчалась по банку, натыкаясь то на мебель, то на удивленных сотрудников. В себя она пришла только на улице, возле своей «девятки», жалкой заплаткой выделявшейся в ряду блестящих машин, тесно припаркованных на обочине тротуара у банка. У женщины шумело в голове, как после лишнего коктейля, она нетвердо держалась на ногах и с трудом открыла дверцу своей машины.

– Не может быть… – пробормотала она, усевшись за руль и судорожно отыскивая сигареты в бардачке. – Никогда еще… Что он мне наговорил? Он что – угрожал?! Кто из нас сошел с ума? Просто оборотень какой-то! Позвонить Ярославу, рассказать ему…

Она нашла сигареты, сунула одну в рот и тут же выронила ее, не удержав в трясущихся губах. На глаза – в который раз задень – навернулись жгучие злые слезы. С минуту женщина крепилась, помня о только что наложенном макияже, но в конце концов не выдержала и разрыдалась, уронив голову на руль. Клаксон издал резкий гудок, Наталья выругалась и уже нарочно ударила по нему кулаком. На ее машину начинали оборачиваться прохожие. Охранник у банка не сводил с потрепанной «девятки» пристального взгляда. Наталья показала ему средний палец, благо, он не мог ее видеть.