Завтра ты умрешь

В минуты наибольшего испуга она порой начинала действовать с неожиданной решимостью – сказывалась казачья кровь. Подбежав к шкафу, она мощным рывком сдвинула дверцу в сторону, чтобы не дать тому, что плакало там, времени скрыться. Марина просто должна была это увидеть, иначе в самом деле рисковала сойти с ума.

– О господи, – проговорила уже в следующий миг женщина, чувствуя себя совершенно разбитой и опустошенной. – Что за день такой сегодня… Нелепый…

На дне шкафа, наполовину скрытые висящими платьями матери, обнявшись, навзрыд плакали две светловолосые девочки.

Глава 9

Эту ночь в доме банкира не спал никто. Бойкая горничная, озадаченная происходящим, шаталась по комнатам в халате, накинутом поверх прозрачной ночной рубашки, приглядывалась, прислушивалась и всем попадалась под ноги. Наконец Марина, взбешенная этим явным соглядатайством, услала ее на кухню варить кофе. Это был наилучший способ избавиться от навязчивой девицы – горничная так больше и не появилась.

Часам к двум пополуночи Марине удалось убедить детей принять успокоительные таблетки, выданные Генрихом Петровичем. Девочки настолько изнемогли от слез и устали от свалившихся на них новостей, что покорно проглотили лекарство. Вскоре глаза у них начали слипаться, и женщина по очереди уложила детей на ту самую постель, на которой неделю назад спала их мать. Алину сморило первой, Ульяна же, как ни странно, дольше не поддавалась действию снотворного. Лежа рядом с уже уснувшей сестрой, она вдруг широко открыла глаза и посмотрела на Марину совсем не сонным взглядом. Та снова склонилась над постелью:

– Хочешь чего-нибудь?

– Почему он нам врал?

– Понимаешь… – Женщина провела рукой по горячей детской щеке. Девочка не увернулась от ласки и продолжала смотреть на нее с напряженным ожиданием. – Папа не хотел, чтобы о вашей маме думали как о сумасшедшей. Люди начали бы сплетничать, и даже если бы она поправилась, никогда бы в это не поверили.

– Я не о том! – отмахнулась девочка. – Почему он врал НАМ?

– Милая, его надо простить. – Марина поправила одеяло, укрыв девочку до подбородка. – Он не хотел, чтобы вы это знали. Только представь – у вас была бы совсем другая жизнь, если бы вы все время думали о маме как о сумасшедшей!

– Мы бы могли с ней видеться, если бы знали! – упрямо возразила Ульяна. – А то он врал, будто мама так больна, что к ней в больницу не пускают. Так лучше, по-вашему? Мы что – не думали о ней как о больной?

Марина не нашлась с ответом и, когда девочка закрыла наконец глаза, отошла от кровати с чувством облегчения. Выходя из комнаты, она оставила дверь открытой. Эти дети, даже спящие, не внушали ей доверия. В соседней комнате, где прежде жила компаньонка Ксении, ждал Банницкий.

– Уснули? – встретил ее вопросом банкир. Он сидел в большом кожаном кресле небесно-голубого цвета, как в пышном облаке, и явно чувствовал себя неуютно. Рядом на столике ожидали своего часа стакан воды и успокоительные таблетки – Генрих Петрович перед сном оделил всех.

– Выглядят как спящие. – Марина навзничь упала на широкую кровать и раскинула руки в стороны. – Знаешь, а лучше это, чем бесконечная ложь. У тебя очень умные дети. Они все поняли.

– Еще бы не поняли, если мы с Генрихом шесть часов ползали перед ними на коленях! – буркнул Банницкий и, проглотив таблетки, жадно осушил стакан. – Я чувствовал себя куском дерьма, когда они меня допрашивали! Им на Лубянке работать, а не в пансионах учиться!

– Дети просто хотели знать правду. – Марина закрыла глаза – веки невыносимо горели. – А плакали больше от потрясения, что ты им врал, а не оттого, что их мать была психически больна. Только почему ты им не говоришь всей правды?

– И ты туда же! – пробормотал Банницкий. Его начинало клонить в сон. – Я же перед ними наизнанку вывернулся!

– Почему ты им не говоришь, как это с ней случилось? Мне, между прочим, тоже не рассказывал. – Марина с трудом села и посмотрела на любовника. Она видела его со спины, но даже затылок выражал страшную усталость.

– Как нормальный человек вдруг ни с того, ни с сего сходит с ума? Разве такое возможно?

– Ты не поверишь, но я сам не знаю, что с ней случилось, – поразил ее Банницкий. Его язык начинал заметно заплетаться. – Это произошло пять лет назад, стояла такая же осень, как сейчас, – теплая, тихая. Сентябрь только начался…