Читаем Завоевание Константинополя полностью

«Тайному» направлению, намеченному баронами, не суждено было, однако, осуществиться. С первых же шагов на пути крестоносцев возникли препятствия. Не успели еще «пилигримы» собраться, как в расцвете сил скончался 22-летний граф Тибо III Шампанский, якобы намечавшийся в предводители войска[92]. Никто из прочих знатных французских сеньоров не пожелал взять на себя после кончины графа почет и бремя командования — ни герцог Эд Бургундский, ни граф Тибо Бар-Ле-Дюк, к которым обратились было бароны: и тот и другой ответили отказом. В этот момент неожиданно всплывает кандидатура ломбардского маркиза Бонифация Монферратского: ее выдвинул в баронском совете сам маршал Шампани. Он сделал это будто бы лишь потому, что маркиз был известен своей доблестью (§ 41). В результате споров Виллардуэну удалось убедить баронов в разумности и целесообразности собственного предложения. Бонифаций Монферратский со своей стороны «склонился к их мольбе и получил предводительство войском» (§ 44). Когда крестоносцы сошлись в Венеции, возникло новое, ранее никем не предвиденное обстоятельство: выяснилось, что многие фламандские и часть французских рыцарей не пожелали явиться сюда, в назначенное для всех место. Одни самостоятельно отплыли на кораблях из Фландрии, пообещав присоединиться к «венецианскому войску», но так и не сдержали слова (§ 49), а, как выяснилось позднее, поплыли в Сирию; другие предпочли отправиться в Марсель и оттуда также отправились на восток (§ 50). Все это они содеяли, полагает Виллардуэн, или, во всяком случае, представляет дело таким образом, из страха, убоявшись неведомых опасностей (§ § 49, 50). Случайность? Несомненно! Кто мог предполагать такую боязливость у этих «добрых рыцарей»? А они были не единственными, решившими уклониться от явки в Венецию: еще «очень многие» французские и фламандские рыцари отправились из Пьяченцы на юг Италии (§ 54). Даже граф Луи Блуаский и Шартрский имел намерение идти другой дорогой, и его едва удалось отговорить от этого плана и заставить прибыть в Венецию (§ 53).

Уже эти первые случайные обстоятельства, в орбиту которых было вовлечено «великое множество рыцарей и оруженосцев» (§ 54), дорого обошлись остальным. Однако дальше пошло еще хуже. После того, как крестоносцы собрались в Венеции, развернулась, если прибегнуть к современной терминологии, своего рода «цепная реакция» новых случайностей. Вследствие того, что численность сошедшихся в Венецию «пилигримов» оказалась меньшей, чем та, на которую рассчитывали и которая предусматривалась условиями договора, заключенного в 1201 г. послами французских сеньоров с дожем Венеции (§ 21), — а это произошло, по версии хрониста, из-за малодушия неявившихся сюда — «пилигримы» не сумели расплатиться с республикой св. Марка, поставившей им флот, как должны были согласно с договором. Сколько усилий они ни прилагали, все-таки и после дополнительного сбора денег сумма долга равнялась 34 тыс. марок серебра (§ 61). Поэтому на пути крестового похода встал старец-дож Энрико Дандоло. Чтобы уплатить обусловленную договором сумму сполна, «пилигримы» вынуждены были уступить его нажиму и принять предложение дожа, состоявшее в том, чтобы они «отработали» свой долг «натурой», а именно помогли бы Венеции в отвоевании у венгерского короля далматинского города Задара (§ 63).

Чуть позже (по Виллардуэну, в 1202 г.) опять столь же нежданно-негаданно (и это было «одно из величайших происшествий» — § 70) появился бежавший из Византии царевич Алексей, сын низвергнутого и ослепленного Алексеем III, своим братом, императора Исаака II Ангела. Еще в Ломбардии он повстречал «пилигримов», направлявшихся к Венеции, и по совету близких к нему людей обратился к крестоносцам с просьбой о помощи. Могли ли «пилигримы», по идее — поборники справедливости как принципа (§ 92), пренебречь возможностью восстановления «справедливости» в данном конкретном случае? Ведь узурпатор Алексей III явно ее попрал! К лицу ли было оставлять в беде невинно пострадавших (§ 72, 144)? Разумеется, нет! Тем более что, если бы впоследствии удалось воспользоваться золотом царевича для отвоевания Заморской земли, это явилось бы для них большим подспорьем (§ 72). Завязались переговоры предводителей и с царевичем Алексеем, и с поддерживавшим его германским королем (он приходился ему деверем) Филиппом (Швабским).

Пока велись эти переговоры, был завоеван для Венеции — в возмещение долга — Задар (§ 85—86). Там «пилигримам» пришлось перезимовать, и весной следующего, 1203 г., когда предводители уточнили и оформили к выгоде крестоносцев условия оказания помощи царевичу Алексею (его восстановления на византийском престоле), войско и флот направились к Константинополю. К этому времени «пилигримы», уже ставшие жертвами ряда случайностей, явственно ощутили на себе ближайшие последствия начатой ими акции «восстановления справедливости». Снова и снова, без конца обрушивается на них нечто непредвиденное. И без того небольшое, их войско неуклонно редеет и тает по причине... гнездившейся в нем «измены».

Перейти на страницу:

Все книги серии Памятники исторической мысли

Завоевание Константинополя
Завоевание Константинополя

Созданный около 1210 г. труд Жоффруа де Виллардуэна «Завоевание Константинополя» наряду с одноименным произведением пикардийского рыцаря Робера де Клари — первоклассный источник фактических сведений о скандально знаменитом в средневековой истории Четвертом крестовом походе 1198—1204 гг. Как известно, поход этот закончился разбойничьим захватом рыцарями-крестоносцами столицы христианской Византии в 1203—1204 гг.Пожалуй, никто из хронистов-современников, которые так или иначе писали о событиях, приведших к гибели Греческого царства, не сохранил столь обильного и полноценного с точки зрения его детализированности и обстоятельности фактического материала относительно реально происходивших перипетий грандиозной по тем временам «международной» рыцарской авантюры и ее ближайших последствий для стран Балканского полуострова, как Жоффруа де Виллардуэн.

Жоффруа де Виллардуэн

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное