Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога

– Принято вводить что-то такое, что вызывает крайне неприятные ощущения, но при этом не вредно для здоровья. Сам Довженко использовал хлорэтил. Он орошал хлорэтилом зев больного. Открывал ему рот и прыскал эту гадость прямо в горло. В наше время обычно применяют магния сульфат или никотиновую кислоту. Внутривенно. Или пирогенал.

– Получается, зависимым помогает… сказка?

– Если она хорошо рассказана, то да.

– Неужели они в это верят?

– Ну, ведь верят же они, что, выпивая, будут лучше себя чувствовать? Верят. Несмотря на тяжелые последствия наутро и вполне очевидные потери в разных сферах жизни. Одно это уже говорит об очень сильной наивности алкоголиков.

– Но ведь сказка и препарат – это обман!

– А алкоголь – это не обман? Алкоголик живет в обмане. Он не переносит правды. С ним нельзя говорить так: «Послушай, быть нормальным – значит отвечать за свои действия и бездействие, работать, заботиться о себе и близких, переносить житейские трудности и жизненные испытания, целеполагать и планировать, взрослеть, стареть и умирать». Он этого не выдержит. Он на это не согласен. Он предпочитает пить, чтобы избежать предельно ясного осознания того, что жизнь от него требует направленных усилий. Ему проще впадать в алкогольное опьянение, чтобы не испытывать тяжесть жизни, обманывая себя, что все хорошо. Так почему бы нам его не обмануть ему же во благо? Почему бы не прибегнуть к абсолютно безвредной уловке, чтобы помочь ему побыть в трезвости? Хоть ненадолго, хоть на полгода или год? Ведь это тоже неплохо. Полгода, год, иногда и три и даже больше времени они прекрасно живут на кодировании, работают, помогают родным – что в этом плохого?

Знаете, он меня убедил. На тот момент опытный нарколог, мой куратор, убедил меня не только в том, что кодирование – это вынужденный обман, который пусть и временно, но помогает алкоголикам перейти в трезвость. Он убедил меня в другом, и я поверил, и ошибся, и находился во власти этой ошибки несколько лет: я поверил, что аддикция – неизлечимая болезнь. Лишь годы спустя благодаря постоянной практике и изучению новостей с научного фронта мне удалось разобраться в феномене зависимости достаточно хорошо, чтобы со всей уверенностью заявить: из болота зависимости можно проложить путь в стабильную, качественную трезвость, перебраться в нее и находиться там хоть всю жизнь, проживая ее осмысленно, достойно и счастливо. Но обо всем по порядку.

2

Наркологи по-разному относятся к так называемому кодированию. Александр Романович Довженко получил патент на этот способ «лечения» хронического алкоголизма в 1985 году. В патенте указано, что кодирование создает отрицательный условный рефлекс на алкоголь. Это отражает слишком наивное понимание патогенеза зависимости: один лишь условно-рефлекторный подход к терапии аддикций не может и не должен работать. Тем не менее в первое время кодирование пользовалось огромной популярностью, а сам Довженко – почетом и доверием. Вероятно, тут имели место эффект новизны, низкий уровень осведомленности общества, высокая внушаемость закодированных аддиктов (у Довженко была хорошо продуманная система отбора) и белые пятна в научном понимании феномена зависимости.

Но с годами участились сообщения о том, что кодирование не работает. В лучшем случае оно давало временный эффект. Чаще всего закодированные воздерживались от употребления алкоголя год. Некоторые дольше: два, три, пять лет. Однажды ко мне на первичную консультацию пришел городской чиновник – мужчина средних лет, невысокого роста, с застывшим выражением строгости на лишенном мимики лице. Он стал говорить медленно, тяжело, державно:

– Буду говорить я. Мне не нужно лечение. Мне нужен ответ. В молодости я понял, что отношения с алкоголем мне вредят. У меня были серьезные цели. Я понял, что надо делать выбор. Приехал к Довженко. Заплатил деньги. Он меня закодировал на всю жизнь. С тех пор я не пил двадцать пять лет. Ни капли. Все эти годы я говорил себе: «Я не пью, меня закодировал сам Довженко, вопрос закрыт». Я многого добился. Гораздо большего, чем мечтал в молодости. Но произошло вот что. Год назад в Париже в компании прекрасной дамы я выпил два глотка вина. Я сказал себе: «Двадцать пять лет трезвости – это ведь что-то значит». Оказалось, это не значит ровным счетом ничего. С того дня я пью каждый день. Я не могу остановиться. И у меня есть вопрос: почему?

Этот человек, сильный, строгий, властный, добившийся больших успехов, двадцать пять лет полагал, что трезвым его делает какое-то неведомое кодирование, а не он сам. И, судя по вопросу, он также полагал, что остановиться ему не дает что-то таинственное в нем самом.