Как пугающе уместно она сейчас звучала.
У меня за спиной раздался тихий вопрос Попрыгуньи:
– Как ты думаешь, у нас получится?
– Конечно, – не задумываясь, ответил я.
– Ах ты, враль! – улыбнулась она.
Архитектор – теперь он был высотой уже с Мировое Древо, а голова его упиралась прямо в хрустальный купол, так что казалось, будто на нем массивная сверкающая корона, – лучезарно улыбаясь, смотрел на нас сверху вниз, и эта невероятная его улыбка словно простиралась от одного горизонта до другого.
–
Заметив мельком, что небо у нас над головой тоже расширилось до невиданных размеров, я осторожно заметил:
– А знаешь, мне почему-то казалось, что ты окажешься еще выше. И внешность будешь иметь, пожалуй, более впечатляющую.
Пронзительный смех Оракула был похож на вой урагана среди вечных льдов.
– Ты всегда был забавным, – отсмеявшись, сказал он почти нормальным голосом. – Интересно, что больше позабавило бы меня – увидеть, как ты страдаешь, или позволить тебе остаться в живых?
Я не ответил, продолжая упорно подталкивать Слейпнира к горизонту, который все время от нас отодвигался.
За спиной у меня Попрыгунья что-то напевала себе под нос тоненьким детским голоском, и мне оставалось лишь надеяться, что ее разум еще не начал сдаваться, что он выдержит и это испытание. Впрочем, я все равно ничего не мог для нее сделать – разве что попробовать выбраться за пределы этого сна, прежде чем созданный Оракулом мир-пузырь наконец взорвется.
Но Тору явно не хотелось мне подчиняться, и он с заносчивым видом спросил:
– С какой это стати мы убегаем, если нашли именно то, что нас и послали искать?
Я попытался ему это объяснить, пока Слейпнир обретал свое обычное для странствий по мирам обличье. Вскоре восемь ног нашего скакуна арками изогнулись в воздухе, напоминая расколотую на части радугу, и он начал свой разбег, а мы трое вцепились в его бешено развевавшуюся гриву. Все набирая скорость, Слейпнир пронесся по неярко освещенным приделам огромного собора – следом за нами так и посыпались градом осколки витражей, а со всех сторон нас преследовало могучее эхо хохота Архитектора.
Когда нам начинало казаться, что мы вот-вот прорвемся сквозь стену этого мира-пузыря, стена словно отодвигалась, не становясь ближе ни на дюйм. А проходы между скамьями странным образом все больше вытягивались, уходя вдаль и теряясь в цветном тумане; и небо словно расширялось, раздвигало горизонты, не позволяя Слейпниру достигнуть ни одного из них. Этот призрачный мир все время менял форму, расплывался, как акварель под дождем, утрачивал материальность, становясь похожим то на дым, то на облако, то на радугу в ликующих небесах…
А Тор у меня за спиной все твердил упрямо:
– Нет, с какой все-таки стати мы убегаем?
– Да потому, что это ловушка! – рассердился я. – Оракул – это тебе не какой-нибудь человеческий сновидец, которому можно спокойно задавать любые вопросы. Оракул прекрасно нас
Оракул снова рассмеялся. И я, оглянувшись, увидел, что он сидит за клавиатурой того огромного органа, который называл
– Ну
– О, сложными путями, – уклончиво ответил я и еще крепче вцепился в гриву Слейпнира.
– Громовника я, разумеется, тоже сразу узнал, хотя, как ни странно, в его нынешнем обличье есть что-то от лохматой белой собаки. А кого еще ты с собой прихватил?
– Никого. – Я притворился, что вглядываюсь в акварельный туман.