Зауряд-врач

— Мне неизвестны заслуги господина Муравьева. Охотно верю, что он патриот и замечательный семьянин, которого обожают домочадцы. Но в данных обстоятельствах это не имеет значения. Господин Муравьев повинен в смерти десятков тысяч русских солдат и офицеров, и это факт.

— Голословное обвинение! В вас говорит обида.

— Личную обиду можно перетерпеть. Он обозвал меня «лекаришкой» – пусть. Я не пошел бы к репортеру из-за этого. В конце концов, он генерал, а я зауряд-врач. Но простить смерть тысяч людей… Вы говорите, что он предан трону и Отечеству. Однако верность – это не профессия, нужно еще что-то делать. А вот к этому господин Муравьев решительно не способен.

— Не вам судить!

— Отчего же? — пожал он плечами. — Как раз мне и таким, как я, это хорошо видно. Когда перед тобой раненый, которому несвоевременно и неправильно оказали первую помощь… Когда он умирает на твоих глазах от гангрены… Для тех, кто в штабах, эти смерти – всего лишь цифры, палочки с нулями. Они не слышат стонов и криков, не видят глаз умирающих. А ты не можешь оказать им помощь, потому что бессилен. Поздно.

Эти слова ввергли Марию в смущение. Она ждала от посетителя оправданий, попытки обелить себя, но тот не собирался этого делать. Более того, обвинял ее. Пусть косвенно, но однозначно: ответственность за назначенных чиновников несет государыня. Марию охватило раздражение.

— Почему вы думаете, что ваши предложения пойдут на пользу? Знаете, сколько таких прожектов поступает в канцелярии министерств и ведомств? Их авторы мнят себя спасителями Отечества, — сказала она с сарказмом. — Возможно, существующая система помощи раненым несовершенна. Но она работает. А вот насчет вашей неизвестно. К тому же менять в ходе войны…

— Война – как раз то время, когда все можно и нужно менять. Она высвечивает недостатки, которые не видны в мирные годы. Казавшиеся боевыми генералы теряются в сражении. Тактика, которой обучали войска, оказывается непригодной в изменившихся условиях, — Мария невольно вспомнила поездку на полигон. — Появляются новые виды оружия, меняются представления о морали. До войны Германия считалась цивилизованной страной, а ее подданные – образованными и культурными людьми. Сегодня мы видим варваров, которые не стесняются убивать пленных и медицинский персонал лазаретов. Что до моих предложений, то они основаны методах великого врача, основателя русской военно-полевой хирургии Николая Ивановича Пирогова. Потому они и нашли поддержку у коллег.

«А он неглуп, — подумала Мария, — очень даже неглуп».

— Почему вы не обратились с этим ко мне? Зачем впутали в дело репортера? Да еще враждебной трону газеты?

— А я бы смог получить у вас аудиенцию?

Мария сердито засопела. Посетитель был прав, и это злило.

— Что до репортера враждебной газеты, — невозмутимо продолжил Довнар-Подляский, — то это лучший способ быть услышанным в верхах. Мое присутствие здесь это убедительно доказывает.

«Хам! — решила Мария. — Наглый и циничный хам, для которого нет ничего святого. Ну, погоди! Попляшешь ты у меня!»

— Предположим, что вы правы, — сказала, с трудом сохраняя невозмутимость. — И кого вы видите руководителем санитарной службы армии? Уж не себя ли?

— Я не обладаю для этого необходимыми опытом и знаниями. Хороших врачей в России много. Например, Бурденко.

— Николай Нилович? — удивилась императрица. Благодаря дочери, она хорошо знала выдающихся врачей, а память на имена у нее была профессиональной. — Он замечательный доктор. Но справится ли с такой махиной?

— Несомненно. Николай Нилович – гениальный хирург, но как организатор не хуже. Имел возможность в этом убедиться. Если эта кандидатура почему-то не устраивает, поручите дело Николаю Александровичу Вельяминову. Тем более что он тайный советник, и его не придется, как Бурденко, повышать в чине через несколько ступеней. А Николаю Ниловичу я бы доверил заведовать хирургической частью Главного санитарного управления. Не устраивают Вельяминов и Бурденко? Есть Роман Романович Вреден, главный хирург Южного фронта. Или Сергей Романович Миротворцев. Блестящих врачей и замечательных руководителей, как я говорил, в России много.

«Подготовился, — поняла Мария. — Знал, что его призовут к разговору. Хам рыжий!»

— Я подумаю над этим, — сказала сухо. — А теперь давайте поговорим о другом. Я не могу оставить без последствий вашу выходку. Ваше интервью нанесло вред Отечеству. Наши враги потирают руки. У них появился повод злословить. Великая Россия не в состоянии оказать достойную помощь раненым! Прогнившее самодержавие назначает на ответственные посты неспособных людей! Войну с такими не выиграть. Вы это осознаете?

— Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц.

— Вы наглец, господин зауряд-врач!

— Я уже слышал это, ваше императорское величество, — улыбнулся Довнар-Подляский. — И тоже из августейших уст.

— Не боитесь?

— Я зауряд-врач, — пожал он плечами. — Дальше фронта не пошлют.

— Вот туда вы и отправитесь!

— Не в первый раз.

— Подите вон!

— Честь имею!