Заступа

Рух вступил в комнатку, со стенами из подгнивших снопов, заваленную грудами битых горшков, тележными колесами, сломанными прялками, вениками, рассохшимися корытами и беззубыми граблями. Сокровищница видать. Свет отвесно падал из дыры в потолке. Авдей, главный нелюдовский домовик, восседал на резной лавке. Низкорослый, коренастый, поперек себя шире. С виду обычный старикашка, одной ногой на погост — морщинистый, шерсть на лице тронута сединой, горбатенький. Бородища расчесана — волосок к волоску. Борода для домового первая гордость, чесать ее готовы день и ночь напролет. Хотите задобрить домового — положите гребень за печь. Только, упаси Господь, не серебряный. Домовые шуток не любят, а уж мстительные, боженька упаси. Расчесывать домовые обожают больше всего — себе бороды, волосы спящим людям, хвосты и гривы коням. Если домовым насолить, ваши волосы будут расчесывать отдельно от головы. В случае особо острых противоречий, голову с волосами отделят и унесут. Племя злопамятное, гордое, умеющее постоять за себя. Обожают кровопролитие и молоко.

Предводитель нелюдовских домовых Авдей Беспута, прозвище свое оправдывал до копеечки. Разменяв второе столетие много всякого сумел увидеть и сотворить. По молодости бунтовал против стариковских порядков, воли искал, за те дела был нещадно розгами сечен, обиделся крепко, зарезал порольщика и убежал. Прибился к ватаге пропащих людей, душегубничал на большой дороге, ходил по Волге грабить татар, побывал в Югре и у Камня, искал шаманское золото, еле ноги унес. На память о тех славных летах остался Авдею шрам через всю разбойную рожу, проложивший стежку от брови, рассекающий нос и оттянувший рот в вечной, звероватой полуухмылке. После ранения взялся за ум, понял — конец один, или в петлю или зарежут дружки-приятели за ломаный грош. Вернулся в Нелюдово при коне, броне и оружии. Тогдашний правитель валялся в ногах, молил забрать власть. Авдей отказываться не стал.

Рух присмотрелся и удивленно хмыкнул. Авдей был облачен в траченую ржавчиной кольчугу и сидел опираясь на зловещего вида топор. Совсем умом тронулся?

— Здорово, Авдей, — поприветствовал Рух. — Ты чего во всеоружии-то?

— Здорово, Заступа, — прогудел Авдей и жутко осклабился. — Война у нас тут.

— С кем? — ахнул Бучила.

— А хер его знает, — признался Авдей. — Слышь, домовихи ревут? Горе у нас, третьего дни убили Архипку, племяша моего. С той поры и воюем, в обороне сидим. Любил я Архипку, на свое место готовил. Лучшую избу в селе ему дал, стариков Моховых, да дочка при них с нарожденным дитем.

— Дитем? — Рух поперхнулся, вспомнив Лукерьину девичью фамилию.

— Ну дитем, — Авдей недоуменно вскинул лохматые брови. — Мужик когда с бабой полюбятся, всякие штуки интересные вытворяют, после того баба походит-походит и дите из нее вываливается. Нешто не знал?

— Три ночи назад Архипа убили? — Рух пропустил подначку мимо ушей. В совпадения он не верил, но тут прямо тряхнуло всего.

— Три, — кивнул Авдей, не понимая к чему клонит упырь.

— Дочка Лукерья у них?

— А бес ее знает, — Авдей повысил голос. — Ульян! Ульян, душу мать!

— Тута я, — из соломенной стены высунулась знакомая голова.

— У Моховых дочку Лукерией звать?

— Ага. Ух хорошая ба…

— Пошел вон.

Зашуршала солома.

— Ну Лукерья, — Авдей заерзал на лавке. — Тебе какая беда?

— В ночь, когда племяш твой погиб, у Лукерьи подменили дите. Смекаешь, Авдей? Кто ребенка забрал, тот и Архипа убил.

— Бабулю ети, — масляно звякнуло. Домовой вскочил и заходил по комнате, помахивая топором и путаясь ногами в кольчуге. — Ну дела, ну дела… — резко остановился и подозрительно уставился на гостя. — А ты зачем ко мне шел? Хотел за дите ворованное спросить?

— Вроде того, — признался Бучила.

— Обидел ты, Заступа, крепко меня, — шрам на роже Авдея налился кровью.

— Извиняй, — без тени раскаяния отозвался Бучила.

— Горе у меня, а ты…

— Я же не знал.

— Сука ты, Заступа. Ведь знаешь — мои того сотворить не могли. Убить, обмануть, ограбить — то запросто. Но дите похитить ни-ни.

— А я тебя в чем обвинял? Хотел совета спросить, вдруг знаешь чего. Вы, домовые, больно уж мозговиты собой.

— Льстишь? Того не надобно, ты мне лучше, паскудину, Архипку прикончившую, вынь да положь, я с ней по свойски поговорю.

— Думаешь просто? — прищурился Рух.

— Было бы просто, мои молодцы давноб стерву эту сыскали, — у Авдея в шраме скопилась слюна. — В селе убивцы нет, доподлинно знаю. Мы с тобой, Заступа, одною ниткой связаны. Я тебе помогу, а ты мне. По рукам?

— По рукам, — легко согласился Рух, откланялся и поспешил туда где красиво и птички поют. Не, не на кладбище. В лес.

4