Заставлю вспомнить Русь...

То, что воспитанием сына наряду с ней будет заниматься муж-язычник, а его товарищами станут сверстники-язычники, — не страшно. Разве не в таком окружении воспитывался княжич Аскольд, разве не был он язычником, пока жизненные обстоятельства не заставили его прозреть и отказаться от прежней веры? А разве она сама не верила до недавних пор в языческих богов, но, поняв их бессилие помочь ей, поменяла их на Христа, могущего оказать владыке державы куда больше пользы, чем сонмище любых языческих идолов. Она приложит все силы, чтобы понимание этого пришло к Святославу намного раньше, чем к князю Аскольду и к ней. Она не станет повторять ошибку, которую совершала прежде, пытаясь оградить сына от влияния язычников и насильно вдалбливая в его малолетнюю голову догмы христианства. Эта затея заранее была обречена на неудачу, ибо никакие её слова не могли сравниться по своему воздействию на княжича с бурлящей вокруг него языческой жизнью, а её голословные утверждения о преимуществах христианства над язычеством опровергались на каждом шагу рассказами дядек-воспитателей княжича и воевод о победах русских языческих дружин над христианскими легионами императоров Нового Рима. Теперь Ольга будет поступать умнее — она станет исподволь разрушать веру Святослава в языческих богов, при каждом удобном случае подчёркивая их никчёмность, убожество и беспомощность в деле упрочения великокняжеской власти и удержания в повиновении подданных. Она вначале лишит Святослава веры в старых русских богов, а затем подтолкнёт к принятию нужного ей решения.

Раньше Ольга чувствовала себя спокойной и уверенной, оставаясь править вместо ушедшего в поход Игоря, а его присутствие рядом вызывало раздражение, внутреннее напряжение, выбивало из привычной колеи жизни. Теперь всё было наоборот: встречая утром мужа, она благодарила Христа, что он даровал ещё сутки для взросления княжича, отсрочив его борьбу за власть, а видя Игоря возящимся с сыном, радовалась, что тот сейчас слышит или перенимает от отца нечто полезное для будущего воина или великого князя. Как ей хотелось, чтобы Игорь безвылазно находился в великокняжеском тереме вплоть до полного возмужания княжича, когда отцовская власть без всяких хлопот и осложнений перейдёт в его руки!

Это она, опасаясь за жизнь Игоря, при обсуждении с ним планов предстоящего похода на Константинополь подготовила его к мысли, что в случае предложения императора о мире необходимо пойти ему навстречу, ибо у великого князя уже имеется печальный опыт войны с Византией и не стоит его умножать. Это она подготовила почву для Игорева решения отправить союзников-печенегов после заключения мира с империей в набег на Дунай или Балканы, а викингов ярла Эрика в поход на Хвалынское море или Кавказ, постоянно внушая ему, что у воевод, возможных соперников княжича на стол великих князей, хорошие отношения и с печенежским ханом, и с ярлом Эриком, что может быть использовано ими в борьбе со Святославом за власть. А какого труда стоило ей отговорить Игоря от желания самому возглавить поход на Кавказ, который, по его твёрдому убеждению, должен был завершиться столь же блистательно, как война с Византией. В конце концов ей удалось убедить мужа, что, каким бы удачным новый поход ни оказался, к Игоревой славе победителя Нового Рима он не добавит ничего, зато в случае неуспеха перечеркнёт достигнутое на Дунае и даже может послужить причиной расторжения заключённого с империей мира на выгодных для Руси условиях. Поручив же командование походом одному из воевод, тем более Олегу, Игорь не терял ничего: в случае победы её слава обязательно коснулась бы и затеявшего поход великого князя, а в случае поражения вина падёт на главного воеводу Олега, впервые оказавшегося в этой роли и, несмотря на помощь многоопытного Свенельда, не справившегося с ней.