— Что молвишь ты, храбрый ярл? Прощают ли твои боги пролитую кровь своих детей-викингов? Мирится ли твоя честь воина с позором и горечью поражения? Позволишь ли объять душу отважного сына Одина страхом или снова с мечом в руках пойдёшь вместе со мной за славой и удачей?
Глаза ярла мрачно блеснули. Сильная, загорелая рука до половины выхватила из ножен меч, швырнула его обратно.
— Великий князь! Мои боги, как и твои, тоже требуют мести и жаждут вражьей крови. Я и моя дружина опять пойдём под русским знаменем на империю, а взамен погибших в этом походе воинов ко мне придут новые сотни викингов. Позови нас — и я с дружиной встану рядом с твоими русичами!
Великий князь ещё раз осмотрел застывших против него бояр и воевод. Непроницаемые лица, опущенные головы, руки на мечах.
— Други-братья! Лучшие мужи Полянской земли! Вы слышали моё слово, теперь жду вашего.
Ничего не изменилось в позах бояр и воевод, ответом Игорю служило всеобщее молчание. Но что бы оно ни выражало — согласие с его планом или полное его отрицание. — Игоря не волновало: он принял решение и, как всегда, был готов любой ценой претворить его в жизнь. Он усмехнулся, тронул ладонью кончики усов.
— Тогда будем считать, что разговор окончен. Коли так, не мешкая приступайте к делу.
Ольга пришла к Игорю этим же вечером. Знала, что тому не до неё, раз не пожелал встретиться с ней за весь день, но понимала другое. Сейчас, когда самыми важными в жизни Игоря событиями являлись завершившийся поход и начавшаяся подготовка к новому, всё остальное будет восприниматься им как нечто мелкое, несущественное, и он не сможет с надлежащей серьёзностью оценить значимость и последствия сделанного Ольгой в его отсутствие шага.
Игорь стоял у распахнутого окна спиной к двери и не слышал шагов вошедшей к нему Ольги. Лишь когда она, приблизившись вплотную, поприветствовала его, муж повернул голову. По его отрешённому взгляду Ольга догадалась, что мысли мужа сейчас где угодно — в Малой Азии, у Сурожского пролива, в Дикой степи, может, уже с новым войском, движущимся на Византию, — но никак не в этой горнице и тем более не с ней.
— Знала, что у тебя много неотложных дел, и не тревожила днём, — сказала Ольга, занимая место у окна рядом с Игорем. — Поэтому пришла лишь теперь, когда ты один. Хочу сообщить, что случилось на Руси и со мной в твоё отсутствие.
— Я обо всём извещён, — равнодушно ответил Игорь, переводя взгляд с жены в окно. — Вначале мне рассказал о событиях в Киеве и на Руси Рогдай, затем его сообщение дополнил воевода Ярополк, пребывавший всё время подле тебя.
— Что же ты услышал от своего друга детства и воеводы? — поинтересовалась Ольга.
— То, как Киев всполошила весть с днепровского порубежья о появлении там ромейских кораблей, поджидавших мои ладьи, и ты приняла срочные меры по защите стольного града Руси. То, как ты, узнав, что патрикий Варда запер своим флотом Сурожский пролив, велела отправить в Дикую степь навстречу мне конницу, веря, что я всё равно прорвусь через ромейскую преграду. Ты во всех случаях вела себя как подобает великой княгине и верной жене.
— Маловато рассказали тебе друг детства и бывший мой главный воевода. Частичку того, что на самом деле творилось вокруг Руси, и ничего обо мне, — усмехнулась Ольга. — Впрочем, откуда им знать больше? Рогдай, тысяцкий-порубежник, ведает то, что видит сам и доносят соглядатаи, главный воевода Ярополк знает, что сообщают ему другие воеводы, покупающие за золото слухи у прибывающих на Русь купцов и иноземных гостей. А я, великая княгиня и женщина, помимо донесений от порубежной стражи и главного воеводы, имею сведения о кознях против Руси от своих друзей и верных людей, чью любовь и желание быть мне полезными приобрела не за золото, а своим благорасположением к ним и терпимостью ко всем иноверцам. Желаешь узнать, что в действительности происходило на порубежье Руси и близ него, каких бед и какой ценой мне удалось избежать?
— Хочешь известить меня о бедах, которые тебе удалось предотвратить? — спросил Игорь, не глядя на Ольгу. — Поверь, мне с лихвой хватает тех, что свалились на мою голову и обошлись в страшную, непомерно дорогую для Руси цену. Но ежели тебе надобно выговориться и облегчить душу, чего ты не могла позволить себе ни с кем, кроме меня, я готов выслушать тебя и утешить.