Генка молча взял ее руку, приложил к своему лбу и жалобно спросил:
— Чуешь?
— Горячая, — подтвердила Тарелкина.
— Опять приступ начался, — еще больше сморщился Синицын.
Я решил проверить. Подмигнув ребятам, сказал:
— Часок пособираем и прямо оттуда отправимся в поход.
Лицо у Генки еще больше вытянулось. Он бодро сказал:
— Вы идите на поле, а я полежу часок. Температура упадет, и приду.
Ребята, поняв хитрость Синицына, засмеялись, а Генка, забыв о температуре, уже предлагал:
— Раз мы разведчики, нам положено идти впереди, так что ждем вас в Любимовском.
Тут я сказал Генке, что разыграл его, и в поход отправимся завтра.
Когда мы вышли за калитку, вспомнили, что не захватили с собой сумок, в которые собирают колоски. Пришлось дать полчаса сроку всему отряду на сборы.
Только к полдню добрались мы до опытного поля. По полю медленно двигался самоходный комбайн. Мама стояла рядом со штурвальным и что-то объясняла ему, а тот кивал головой. Заметив нас, она сбежала по металлической лесенке, подзывая к себе.
— Зоя Яковлевна, — подошел первым к ней Генка. — Назначьте меня своим помощником.
Мама, увидев знакомого одноглазого пса, на всякий случай сделала шаг назад.
— Не бойтесь, — убедил ее Грачев. — Леопард стал совсем ученым.
— Где ваши сумки? Ага. У всех есть? Очень хорошо. Становитесь рядком и идите по меже.
— Не утруждайте себя, Зоя Яковлевна, — попросил ее Грачев. — По опыту прошлых лет эта ювелирная работа нам знакома.
— Тогда за дело, — сказала мама, поправляя на голове косынку.
У Генки не оказалось сумки, и он самовольно вызвался быть надсмотрщиком, подгонять нас. Но мы дружно возразили: здесь не плантация, мы не чернокожие и в плетке не нуждаемся, а если он решил волынить, мы ему не позволим и вместо одной любой из нас одолжит ему две и три сумки. Генка встал рядом со мной. Согнувшись, мы шли по колючей стерне, выискивая злополучные колосья. Пройдя метров двадцать и набрав с пяток колосьев, Генка увидел, что Леопард пытается жевать какую-то траву.
— Идея! — воскликнул Синицын. — Чем жевать траву, — обратился он к собаке, — поработай-ка лучше вместо меня.
Генка присел на корточки, вынул из сумки колос, сунул его под нос Леопарду и начал упрашивать его:
— Ищи. Понял? Ищи.
Пес радостно вильнул хвостом и ткнулся мордой в сумку.
— Э, хитрец, — погрозил ему пальцем Синицын, — здесь уже без тебя нашли. А ты другие ищи. Он по-собачьи встал на четвереньки и начал обнюхивать землю. Увидев колосок, поднял его зубами и, взвизгнув, протянул мне.
— Теперь понял? — спросил он собаку, — что от гебя требуется? Ну, давай, давай.
Генка взял собаку за шею и, наклоняя ее морду к земле, потащил Леопарда вперед. Пес отчаянно упирался передними лапами, сердито косил глазом.
— Что же ты, будешь одни палки таскать? — с пристрастием спросил Синицын. — Нет, друг ситный, так дело не пойдет.
Генка еще раз под общий хохот ребят прополз несколько метров на четвереньках, нашел колос, поднял его с земли зубами, подал мне и спросил у собаки:
— Теперь ясно, что от тебя требуется?
На этот раз Леопард, кажется, понял свою задачу. Он побежал к девчонкам и как только кто-нибудь из них нагибался, чтобы поднять колосок, пес хватал его из-под носа растерявшейся ученицы и возвращался к Генке. Сначала всем было очень весело от собачьей беготни, но скоро девочкам надоело нагибаться попусту.
Девчонки не вытерпели, пожаловались сначала мальчишкам, а потом моей маме.
Она подошла к нам и строго сказала, чтобы мы сейчас же прекратили эту комедию, и если мы оказались такими несерьезными ребятами, так лучше нам уйти, чем вносить дезорганизацию. Мне стало неудобно выслушивать мамины упреки, и я отдал свою сумку Киреевой, а Генка, сказав, что он уже выполнил норму, прицепил цепочку к ошейнику Леопарда и отправился восвояси. Сумку он оставил на стерне и объявил:
— Жертвую на общий котел.
— Гена, Синицын! — окликнула его Тарелкина. — Так нечестно. Не собрал ни одного колоска, а уходишь.
Генка топтался на месте, будто раздумывая — в какую сторону ему идти, а потом сказал:
— От такой жары у меня температура поднялась. Ты что же хочешь, чтоб я опять заболел? Пойду искупаюсь, в холодке полежу, и если будет капельку полегче, вернусь.
— Ну, гусь! — возмутился Саблин. — Ему, видите ли, холодок и пруд подай, а мы тут от жары хоть пропадай.
Лисицын нахмурил свои белесые брови, отчего стал похож на маленького сварливого старика:
— Да пусть катится колбасой отсюдова.
Света прыснула в кулак, а Грачев не упустил возможности отвести душу:
— Не отсюдова, а отсюда, темнота. Я же говорил: тебе еще год надо в четвертом сидеть.
Сконфуженный Лисицын моментально порозовел, отчего его густые конопушки сделались совсем бурыми. Паша не стал пререкаться, а, нагнувшись над стерней, начал усиленно искать потерянные колоски. А Генка, чтобы как-то оправдать свой уход, сказал:
— Вы не подумайте, что я хочу сачкануть. У меня, правда, голова болит. Я простудился здорово, когда лежал под дождем в тот раз, помните?
— А почему же мы не простудились? — спросила Киреева.
Синицын пожал плечами.