Защитники. Отражение

Преступники, судя по всему, подорвали офицерские казармы. Неудивительно, что все так всполошились. Во время прошлых диверсий повреждений было меньше, все можно было списать на случайности: взорвался газ, неаккуратно хранили взрывчатку…

Теперь стало очевидно, что враг есть. Что он напал. Всеобщая суета понятна. Но почему подозревают именно их?

От мыслей начала болеть голова. Шея затекла, и Арсус решил, что нет смысла притворяться дольше. Он открыл глаза, огляделся. Какое-то время глаза привыкали к темноте. Потом стали видны очертания предметов, что оказалось бесполезным. Помимо стола и двух стульев, в комнате не было ровным счетом ничего. Могли бы хоть повесить картину для приличия. Подошло бы что-нибудь из Айвазовского, чтобы в полной мере оценить контраст. Хотя, какая разница, все равно без света ничего не увидишь.

Кстати, о свете…

На потолке затрещало. Лампы – длинные прямые бревна – начали загораться одна за другой.

Арсус проверил наручники – туго, хорошие болты, мощный сплав. Не вырваться. Не сломать, если превратишься в медведя. Он даже не знал, какие испытывает чувства: то ли досаду, что его поймали так просто, то ли гордость за товарищей. Честь служить в столь эффективной организации. А вот гнить в ней хотелось не очень.

Открылась дверь. В помещение вошел высокий, широкий в плечах человек. Ему было уже за пятьдесят, жесткая, седая книзу борода обрамляла лицо, кустистые брови наползали на глаза – черные точки. Взгляд был таким едким, что Арсус впервые понял, насколько точным может оказаться выражение: сверлить взглядом.

Военного кроя пиджак с объемными рукавами увеличивал плечи, пояс стягивала коричневая портупея с торчащей ручкой пистолета незнакомой модели. Арсус даже усмехнулся. Он в комнате для допросов, в, наверное, самом охраняемом месте Союза, сидит, скованный наручниками. А у человека напротив все равно пистолет.

– Добрый вечер, Арсус, – мужчина отодвинул стул, сел и сложил руки замком, – меня зовут Дмитрий Вертяев. Я задам тебе несколько вопросов.

Голосок у Вертяева был вкрадчивый и скользкий. Злило, что допрашивают не свои. Видимо, начальство специально вызвало кого-то со стороны. С каждой секундой надежда, что дело разрешится миром, казалась все глупее.

– А отчество? – спросил Арсус.

– Зачем отчество?

«Чтобы было удобнее послать тебя куда подальше», – устало подумал он. Общение с Лером ни к чем хорошему не приводило. Арсус заставил себя успокоиться.

– Как хотите. Я готов ответить на вопросы. Но сначала задам свои.

Вертяев нахмурился. Верхний указательный палец в сцепленных замком руках стучал и стучал.

– Задавайте, – наконец сказал Вертяев, – крайне любопытно.

– Что с остальными? Ксения, Хан, Лер? – Он уже знал, что с Лером. Но все равно спросил.

– Закрытая информация, – коротко сказал Вертяев, – еще вопросы?

– В чем нас обвиняют?

– Вы и сами знаете.

Арсус покачал головой.

– Был взрыв, – сказал он, – я видел дым в небе. Еще видел, что полковник ранен. Больше мне ничего не известно.

Мысленно он добавил информацию, которую подслушал у солдат: подорвали офицерские казармы. Но и это не проясняло картину.

Вертяев кивнул.

– Враг заложил взрывчатку, – сказал он медленно. Достал из чемодана партию бумаг, пролистал – Арсус не видел, что там, – аккуратно достал две и положил на стол. Одна изображала схему базы, вторая – фотография с самолета. На обеих крестом изображалось место взрыва. – Офицерский корпус – защищенное место, – продолжал Вертяев, – он находится примерно в центре базы, – когтистый палец указал на крест, – прорыв с любой из сторон не может пройти незаметно и безболезненно для врага. Сверху, – палец переместился на фото, – корпус маскируется под столовое помещение, что вряд ли вызовет интерес бомбардировщика. В случае если самолет сможет преодолеть зенитный огонь, конечно, – он недоверчиво хмыкнул, – в случае полноценных военных действий для офицерского состава предусмотрен бункер. Кстати, ваши казармы, – Вертяев перевел палец на корпус неподалеку, – построены по такому же принципу. Патриот заботится о своих людях. Поэтому командование не видело смысла в дополнительных средствах защиты. Но, – Вертяев поднял палец, – у всех есть одна и та же слабость. Всегда.

Он замолчал, выжидая. И Арсус, отвечая его ожиданиям, спросил:

– Какая?

– Предатели.

Арсус даже усмехнулся:

– При чем здесь мы?

В ответ Вертяев молча протянул Арсусу остальные бумаги. Какое-то время Арсус рассматривал их молча, проверял на свету, наклонял, раскладывал и хмурился, словно пытался отыскать что-то еще. Какой-то недостающий элемент, который бы все объяснил.

Потом он аккуратно сложил все бумаги в стопку, убрал на край стола и нахмурился.

– Не понимаю, – честно признался Арсус, он заметил, что голос звучит неуверенно, – этого просто не может быть.

Бумаги – фотографии с датами наверху показывали съемку северной стены офицерского корпуса. На первых кадрах крупная фигура с военным мешком на плече. Один снимок захватил, как человек присел, положил мешок у стены, развернулся, чтобы уйти.