Вообще Роберт Германович индивидуализировал ответственность подсудимых, не считая несчастного Усманова, по справедливости: было там и 15 лет, и 8, а одному – я описал этого подсудимого в разделе «Находки» («Надо верить в силу слова») – даже условная мера. Уверенно и уважительно ко всем участникам процесса вел судебное заседание. Но однажды «прокололся». Выслушав показания Ш-ва о передаче конвертов руководителям Минхлопкопрома, он обратился к нему с вопросом, который задавать явно не следовало:
– Что же вы с такой легкостью раздавали деньги?
Ш-в пожал плечами:
– Когда у меня не было денег, я их не давал. А когда внезапно появились, почему не поделиться: ведь мы все давно знакомы, вместе учились в институте, дружили семьями. Вы считаете, лучше бы деньги в тайниках лежали?
Какое действие (бездействие) в пользу взяткодателя?! Какое покровительство по службе?!
Абсурд – он и есть абсурд. Нормальные мерки к нему неприменимы.
Один, который не стрелял
Принимать поручение на защиту по делу Джизакского хлопкопромышленного объединения я не хотел. От дела Минхлопкопрома оно, по моим представлениям, отличалось только должностным уровнем подсудимых: там – министерские аппаратчики, здесь – работники регионального звена (областного управления, хлопкозаводов, заготовительных пунктов). Вменяемые преступления – те же взятки и приписки. Принципиальную позицию защиты хлопковиков я сформулировал и отстаивал в недавно завершившемся процессе, заниматься ее клонированием было неинтересно. Мысль о том, что возможна защита человека, заявляющего о своей невиновности, меня не посещала – процесс Минхлопкопрома, где все подсудимые сознавались во всем им предъявленном, ее всецело исключил. Вот почему, уступая настоятельным просьбам знакомых ташкентцев, сначала согласился заключить соглашение о моем участии на стадии предварительного следствия, то есть встретиться с обвиняемым в тюрьме и ознакомиться вместе с ним с материалами законченного производством уголовного дела (на само расследование адвокатов тогда не допускали).
Каково же было мое изумление, когда я узнал, что мой подзащитный, директор Джизакского хлопкозавода Х-в, находясь почти три года в следственной тюрьме, ни на одном из многочисленных допросов, ни на одной очной ставке не признавал себя виновным ни в получении, ни в даче взяток, ни в приписках. Именно так: никогда и ни в чем!
А доказательства в деле были, и, по изначальной оценке, неслабые. Упоминаемый мной начальник Джизакского объединения Ш-в сознавался в получении от Х-ва без малого 500 тыс. руб., подчиненные изобличили его в получении взяток примерно на миллион и даче указаний совершать приписки хлопка. Правда, денег и ценностей у директора обнаружено и изъято не было. Х-в клялся мне, что является жертвой оговора, что он, как мог, сопротивлялся совершению приписок, отказывался включать в отчетность завода ложные сведения; однажды по этой причине побил и спустил с лестницы начальника районного штаба по сбору хлопка – второго секретаря райкома партии. Все это настолько не вписывалось в общую картину организованной партийной властью республики «хлопковой» преступности, что верить Х-ву я был просто не в состоянии. А закрутка с секретарем райкома мне вообще представлялась фантастической. Был в деле и один эпизод, неминуемо, отвлекаясь от всего остального, обрекавший Х-ва на осуждение. По делу Минхлопкопрома заместитель министра по кадрам Н-в был признан виновным в получении взяток, в том числе от Х-ва. Тот доставлялся в процесс и допрашивался в качестве свидетеля, передачу денег Н-ву не подтверждал, но последний был осужден на основе своего собственного признания. Осуждение Н-ва создавало для Х-ва преюдицию: не признавать его виновным в даче взятки означало противоречить обвинительному приговору Верховного суда СССР, что абсолютно исключалось. Я Х-ва как свидетеля на процессе Минхлопкопрома не запомнил, поскольку этот эпизод никак не был связан с обвинением моего подзащитного Б-ва.
Словом, порядком заинтригованный, пошел защищать Х-ва в суд.
Суд этот был – Верховный РСФСР. На скамье подсудимых 16 человек: во главе колоритнейший Ш-в, его заместитель, четыре директора хлопкозаводов, заведующие заготпунктами, так называемые классификаторы (то есть товароведы). Как водилось в то время, процесс начался с допроса подсудимых. И пошли сюрпризы – почти все, кто изобличал Х-ва на предварительном следствии, начинают от своих показаний отказываться. Продолжая при этом сознаваться в прочем криминале. В частности, Ш-в подтверждает получение взяток на 2,5 млн, но категорически заявляет, что от Х-ва полмиллиона не получал. То же и сошка помельче, изобличавшая Х-ва на следствии как взяткополучателя. Показания в суде одного завпунктом о передаче Х-ву взятки 200 тыс. руб. – в деле фигурировали цифры только такого порядка – мне удалось полностью разбить.