Этого просто не было.
В обвинительном заключении за политические расхождения выдана реплика, которую высказал Лебедев в ответ на суждение Полонского о том, что до кризиса компания «Миракс» занимала первое место по благотворительности. Лебедев недоумевает: «Минуточку! Это что ж такое-то? Первое место откуда появилось? Сами себе, что ли, дали?» Это говорит человек, едва ли не самый последовательный и щедрый благотворитель в стране, который занимается этой деятельностью очень долго. И он, конечно, удивляется сказанному Полонским, пришедшим в бизнес значительно позже, зная о том, что конкурсы среди благотворителей для определения рейтинга – кто первое место занимает, кто второе, кто третье – вообще не проводятся. Иное было бы, мягко говоря, странным. Как странно приплести к данному эпизоду политику. За исключением этого вопроса, заданного Лебедевым Полонскому, на протяжении всей передачи никакого общения между ними, никакого спора вообще не происходило. По этой причине от представителя потерпевшего ничего конкретно о политических разногласиях в ходе передачи мы так и не услышали.
И вот прокуратура, проштамповав обвинительное заключение с текстом о придуманной политической ненависти, в судебном разбирательстве все-таки посчитала невозможным прилюдно тиражировать откровенную ложь. Исключения мотива политической ненависти достаточно для того, чтобы отвергнуть обвинение в уголовно наказуемом хулиганстве. Но я очень хотел бы, чтобы в приговоре прозвучал и другой довод, который мне представляется очень важным, – в действиях Лебедева вообще нет хулиганства ни с объективной, ни с субъективной стороны, – а не только специфического мотива, который это деяние криминализирует.
Настоящее дело с вполне заурядным сюжетом приобрело резонансный характер из-за публичности фигур обвиняемого и потерпевшего. Поэтому приговор суда будет обсуждаться в юридическом сообществе. Я держу в руках «Курс уголовного права» ведущего ученого-криминалиста Анатолия Валентиновича Наумова, ныне возглавляющего в Академии генеральной прокуратуры кафедру уголовного права. В нем автор, рассматривая состав хулиганства на странице 395 тома 2, воспроизводит афоризм, укоренившийся в среде практических работников после введения в действие Уголовного кодекса РФ 1960 г., который был в силе до принятия нынешнего в 1996 г. Афоризм этот отражал судебную практику, использовавшую норму о хулиганстве как своего рода «резервную»: «Аналогии в уголовном праве нет, но есть статья о хулиганстве». Хулиганство на долгие годы превратилось в мешок, сточную канаву, куда сваливались любые случаи дурного поведения.
За последние 20 лет в вопросе уголовной ответственности за хулиганство наша судебная практика прошла колоссальный путь, который отражен в Постановлении Пленума Верховного суда 2007 г. Высший судебный орган страны убрал наконец из состава хулиганства косвенный умысел. «Хулиганство, – разъяснил Пленум, – может совершаться только с прямым умыслом». То есть надо доказывать, что виновный не просто причинил окружающим какие-то неудобства, а стремился грубо нарушить общественный порядок, хотел выразить свое явное неуважение к обществу. Пленум также указал, что само по себе нахождение в общественном месте не предопределяет квалификацию действий лица как хулиганских, что надо учитывать способ, интенсивность, продолжительность и другие обстоятельства совершенных действий.
Позиция прокурора полностью расходится с постановлением Пленума. Вместо прямого умысла – «желал», умысел косвенный – «не мог не осознавать», анализ обстоятельств произошедшего подменяется единственно указанием на общественное место. Согласие суда с такой позицией будет означать отбрасывание судебной практики на два десятилетия назад.
Напоминаю, защита просила прокурора конкретизировать в изложении обвинения понятие хулиганского мотива. Потому что этот мотив многообразен. Он может проявляться в пьяной удали, грубом озорстве, стремлении покуражиться, поиздеваться над окружающими, обратить на себя внимание циничным поведением. Хулиган хочет учинить бесчинство, буйство, дебош. Государственный обвинитель разъяснять, в чем состоял хулиганский мотив при двухсекундных действиях Лебедева, не стал. Не стал, потому что разъяснить это невозможно. Не услышали мы, в чем все-таки заключался хулиганский мотив, и из выступления прокурора в прениях.
Перехожу к обвинению в побоях. Если анализ хулиганства я начал с субъективной стороны преступления, то анализ обвинения в побоях начну с объективной стороны. Здесь обнаружилось различие в позициях государственного обвинителя и представителя потерпевшего. Государственный обвинитель исходит из того, что было два удара и их для состава побоев достаточно. А представитель потерпевшего сказал: «Нет. Ударов было больше, чем два, и, соответственно, они не подсчитаны, но, в общем, их было заметно больше». То, что наносились два удара, очевидно. Но представителя потерпевшего, опытного адвоката, такая очевидность не устраивает. Ему потребно большее число ударов. И не случайно.