– Друг, значит? Как это лицемерно, Стил. Вся разница между нами только в том, что я тебе знакома, а он нет. Получается, все, кто тебе не друг, уже и не люди вовсе? Они ценятся намного меньше только по этому критерию? Так ведь?
– Да нет, почему же, он ещё и Отступник.
– Ну вот, уже и Отступник. Только сам распинался перед тем парнем за то, что он наделал скоропостижных выводов, и на тебе, приехали.
– Так, а что прикажешь делать?
– А вот иди и познакомься с ним, стань другом, что же ты? Вот видишь, ты такой же, как тот мальчишка. Одни люди для вас дороже других только по факту знакомства, а все остальные сразу становятся никем, пустым местом и ничего для вас не значат. Тот Наблюдатель не ощущает важность человеческой жизни, ты прав в этом, но все люди такие. Да ты посмотри на них… – Кира вновь указала на одинокого старика и молодую парочку, проходящую рядом с ним. – Им же всем откровенно плевать на него! Их заботят только жизнь и здоровье друг друга, а на человека с улицы они не обратят внимания, даже если он будет умирать в луже собственной крови прямо у них на глазах. А знаешь, в чём секрет? Человеку никто не нужен и не важен, кроме него самого. Он эгоист. Мы все эгоисты до самых костей. Если уж говорить начистоту, то и до знакомых человеку нет никакого дела. Он боится потерять только часть себя, свою личную эмоциональную собственность, свой устоявшийся мирок, вещи, к которым он привык. Когда кто-то входит в его жизнь, то становится всего лишь ещё одной вещью, социальной игрушкой, за которой хочешь не хочешь, но приходится следить, оберегать, только бы не сделать себе больно от её потери. Именно себе. А такие люди, как этот несчастный старик, для них просто ненужная вещь, которой не нашлось применения.
– Ого, какая ты циничная, – удивился я. – Я не знал тебя с такой стороны.
– Я просто честна с собой и с другими. Может, Отречение виновато в этом, а может, весь мир.
– Хорошо, тогда я отвечу на твой вопрос по-иному и, возможно, несколько витиевато. Человек – существо многогранное, и вписать его в схему из нескольких переменных не получится. В каждом явлении, в каждой ситуации и жизненном выборе встречается и пересекается множество факторов: от моральных и нравственных, до законов общества, в котором мы живём. Только подставив все переменные в уравнение в определённый момент времени, можно объяснить тот или иной поступок. Не нужно загадывать заранее и не стоит спрашивать меня сейчас о гипотетических моральных выборах в возможном будущем. Это к вопросу, выполню ли я приказ о твоём отключении. Если случится подобное, тогда и посмотрим, всё равно смоделировать в уме такое не получится.
– Станешь тут циничной… – буркнула в ответ напарница.
– Ладно, сиди тут, я сам разберусь с этим человеком. Я быстро…
Я шутливо толкнул в плечо надувшуюся от непонятной обиды Киру и вышел из автомобиля, осторожно захлопнув за собой дверцу. Я осмотрел улицу на предмет нежелательных свидетелей и быстрым шагом приблизился к старику, затем схватил его за рукав и негромко сказал ему на ухо:
– Служба Стражей! Очень прошу вас не оказывать сопротивление и проследовать со мной.
Пожилой мужчина ничего не ответил и никак не отреагировал на мои слова. Тогда я с силой потащил его в тесный переулок между домами, где никто не сможет нас увидеть. Переулок хитро петлял, складываясь в запутанный и тесный лабиринт, а дома жались друг к другу и удобно защищали нас от взоров всего остального мира. Мужчина послушно и с полным безразличием следовал за мной, продолжая сжимать промокшую картонку в своих руках. Я выбрал место под каким-то навесом, прикреплённого к стене дома, где бы мы могли спрятаться от дождя, и подтолкнул туда своего пленника. Потом выдрал из его рук импровизированный транспарант, порвал на клочки и отбросил в сторону. Мужчина с печальным взглядом проследил за своей единственной драгоценностью, но упорно продолжил молчать.
Я тряхнул его за плечо.
– Гражданин, как вас зовут?
Он продолжал изображать немую статую, сильно сутулился и удручённо смотрел себе под ноги. Судя по его внешнему виду, по грязной и неопрятной одежде, старому плащу, насквозь пропитанному тёмными грязными пятнами, он долгое время жил на улице, возможно, даже в этом переулке. На самом деле мужчина не был настолько стар, как нам показалось сначала, просто под толстым слоем уличной грязи, вековой небритости и вселенской горечи сложно разглядеть человека, стремившегося жить.
– Вы меня слышите? – Я снова тряхнул его, пытаясь привести в чувство. – Вы можете говорить? Вы меня вообще понимаете?
В ответ снова была тишина. Я раздражённо выдохнул, взял его за руку и провёл пальцами по запястью. Открылось небольшое окно Консоли со всей информацией о владельце чипа.
– Так. Виктор Степанович… ага. Виктор Степанович, вы меня слышите?