Заре навстречу

- Товарищ Пантюхов, - укоризненно вмешалась Эсфпрь, - вы что же думаете, нам до весны только дожить, а там трава не расти?

- Это я так, от сердца. Рабочих жалко. Овса выдать - и то нельзя.

- Овес нельзя, а муку можно.

- Так ее только поскребушки остались!

- Вот их и выдайте.

- А потом что?

- Вчера нашли в затоне целую баржу.

- Зерно подмоченное, в глыбы смерзлось.

- Договорились с рабочими кирпичного завода, будут сушить в печах.

- Ну, что ж, тогда я пойду.

- Ну вот и правильно!

Пантюхов ушел. Мама сказала Эсфири:

- Ты знаешь, какой у него порядок на складе? Всюду трубы деревянные вентиляционные сделал. А говорил:

"Я только бондарь, ничего другого не умею".

И вдруг мама увидела Тиму.

- Тима, почему ты здесь, почему не спишь? Что случилось?

Эсфирь сказала меланхолично:

- Случилось то, что у тебя есть сын, который помнпт, что у него есть мать.

- Ты где его нашла? - тревожно спрашивала мама.

- Слушай, Варвара, - строго сказала Эсфирь, - оставь эти домашние сцены! Мальчик любит кататься, а ты знаешь, я теперь очень много езжу по юроду. Зачем же его лишать удовольствия?

- Но он совсем замерз!

Мама стащила с Тимы валенки и стала растирать ему ноги.

- Противно смотреть, такой здоровый парень - и все не может обойтись без мамочки! - насмешливо сказала Эсфирь. Потом приказала: - Иди вымой руки, и я дам тебе настоящий бутерброд.

В коридоре Тима долго и тщательно мыл руки под умывальником, в котором вместо стерженька с медной пуговкой двигался большой гвоздь с набитой на острие деревяшкой. А когда Тима снова вернулся в комнату, там уже было полно людей; от сизого махорочного дыма сильно щипало глаза и першило в горле. Мама и Эсфирь важно сидели за столом, плечом к плечу. А напротив них разместившиеся на скамьях люди поочередно говорили:

- На вытмановской мельнице обнаружили лари с белым речным песком. И как мы выяснили, приказчики сыплют песок в муку для весу. На Вытмана наложили контрибуцию в пятикратном размере против веса обнаруженного песка.

- Мало! - рявкнул кто-то возмущенно.

- Не мало, а по разуму! Поскольку еще обнаружили, что все двухпудовые, а также пудовые гири не соответствуют по своему весу пробирным знакам, мы наложили и против их веса контрибуцию.

- На складе Кобрина нашли две сотни полотнищ двуручных пил. Оказались железными. Стали справляться: зачем держал железные - объяснение получили: для торговли с инородцами. Наложили тоже резолюцию.

- Контрибуцию! - поправил густой голос.

- А ты не перебивай! Понятно, что не простили обмана!

Тима присел на корточки и, опершись спиной о стену, стал думать, как было бы хорошо, если бы на свете не было буржуев, зимы, а все время стояло лето, и вместо травы рос овес, и всем людям и коням его хватало бы вволю. А Пыжов нашел бы свои знаменитые металлы дороже золота, и люди топили бы печи углем, который так легко можно намывать водой, а Нина ела б только медвежье сало и стала бы совсем здоровой... И он тоже ел бы ото медвежье сало сырым и стал бы сильным, как Капелюхин, и тогда бы он поймал всех офицеров, которые убили Софью Александровну, и он бы их...

- Ешь! - сказала Эсфирь и положила ему на колени сплющенные куски хлеба, между которыми лежал кусок муксуна.

Он стал вяло жевать, не раскрывая глаз, и сквозь дрему слышал, как мама говорила звенящим голосом о каких-то очень важных делах:

- Товарищ Костицын правильно сделан, не разрешив взять на убой четырех коней для питания курсантов военного училища. Пусть снарядят группу курсантов в тайгу, сейчас самое время охоты. Нужно на бойне установить рабочий контроль, чтобы прекратить хищение мяса. Мясники продают населению требуху, а говядину развозят тайком по квартирам богатых покупателей.

- Ты про нутряное сало информируй, - подсказала Эсфирь.

- Да, товарищи! Продотдел постановил создать неприкосновенные фонды жиров. Рабочие слесарной мастерской Кутерина построили нам салотопки. К весне мы должны собрать не меньше пяти тысяч пудов сала.

Сонно, печально и недоуменно Тима думал о своей маме. Чего это она тут, словно кухарка, говорит только о том, чем кормить людей? И ничего про революцию, свободу, про мировой пролетариат, который сейчас рвет на себе цепи!

- Иди-ка ты, братец, спать, - сказала Эсфирь и, взяв Тиму за плечо, повела его куда-то за собой.

В ревкоме работали круглые сутки, поэтому две канцелярские комнаты превратили в спальни. На двери одной написано углем "Мужчины", на другой "Женщины".

Когда Тима вошел в спальню, освещенную блеклым светом, проникавшим в окна, он сразу же наступил комуто на ноги. Шарахнулся, споткнулся и упал.

- Спасибо, валенком по рылу, если б сапогом, оно б чувствительнее получилось.

- Извините, - сказал Тима, - я нечаянно.

Тот же голос посоветовал:

- Ты, землячок, людей зря не тревожь, местов все равно нет. Прикидывайся ко мне. Ничего, я сдвинусь.

Тима осторожно улегся на край соломенного тюфячка, но тут же испуганно вскочил, почувствовав, как ему под голову сунулось что-то мохнатое, теплое.

- Я ж тебе свой треух для мягкости, - успокоительно сказал человек. Если башка на мягком, спать слаже.

- Спасибо! - еще раз поблагодарил Тима.