Даже Рогожин не мог скрывать больше своего беспокойства. Он часами стоял у окна, закутавшись в одеяло, и глядел, отодвинув немного тюфяк, на пустынную Сенную площадь, пытаясь отгадать, что происходит в городе.
Но стрельба больше не доносилась. Густо падал шерстистый снег, и в мягком шелесте его томительно и скучно мерцали вспученные от снегопада крыши окраинных лачуг.
Иоська, сидя на корточках у печки, протягивая к огню тощие длинные руки, говорил печально, нараспев:
- Вы думаете, нас, сирот, жалеют? Нет, стыдятся.
Если бы, скажем, у нас родители законно поумирали от болезни, так это ничего, но их же поубивали пли затолкали в тюрьму. А мы живы. Спросят: мальчик, где твой папа? Где? Убили по голове палкой. За что? А за что коспачевских стреляли? Мы же чистый срам для людей.
Поэтому нас всех и позашграли сюда. И не постыдятся снова куда-нибудь запихать. Почему нас сейчас не трогают? Стесняются. Публично драться с сиротами - это же скандал! Потом тихохонько спровадят в экономии и будут из нас делать дармовых батраков.
- Ну что ты ноешь? - раздраженно прикрикнул Гололобов. - И без тебя кисло.
- Я не ною, я рассуждаю, - спокойно сказал Иоська.
Гололобов заявил:
- Сложить тюфяки в кучу, зажечь - и на все четыре стороны.
- Нет, - сказал Рогожин, - так нельзя.
- Боишься?
- Сбрендил?
- Ты своего отца чтишь? - спросил сурово Рогожин. - А когда по всему городу объявят: мол, видали, отцы их против власти шли, а эти дом зажгли, казенное имущество ограбили! Хорошо это будет?
- Мы с пустыми руками уйдем.
- А чем докажешь, когда все погорит?
- Больше я здесь тухнуть не согласный.
- Верно! Тикать надо.
- Поедим как следует и айда! - радостно предложил Стрепухов.
- Может, кому чего-нибудь прихватить дозволите, на первое время разжиться, - жалобно попросил Чумичка.
- Разбирай завал у дверей, хватит.
Рогожин подошел к печке, пошарил в ней кочергой.
- Пока артельно не решим, - спокойно сказал он, - никто вниз не сунется. - И он встал у дверей; потом, оглянувшись через плечо на Тиму, сидящего на дровах и закутавшегося с головой в одеяло, спросил тихо: - А ты, Сапожков, хочешь домой?
- Хочу, - печально сказал Тима.
- А дом у тебя есть?
- Не знаю.
- Не знаешь, а хочешь, как же так?
- У меня в городе знакомые есть.
- Приютят?
- Не знаю.
- Вот и все не знают, куда деваться.
- Так что же, на поклон к воспитателям идти? Ты в какую сторону гнешь, Володька? - гневно воскликнул Тумба.
- Если б лето было, я бы разговора не поднимал, - осадил его Рогожин. Намерзнутся, скитавшись, а потом поодиночке обратно, вот чего будет.
- А если своей артелью где-нибудь до весны продержаться? - спросил Гололобов.
- Вот я об этом и думаю, - сказал Рогожин. - Может, на Косначевку податься, там ребята на сортировке угля работают.
- Далеко не дойдем по зимней дороге, замерзнем.
- Заберем из вещевой кладовки одежу. Если побольше натянуть на себя и харчей прихватить, дотопаем.
- Правильно, Володька.
- А кто не хочет, тот сам по себе.
- Копапку для жилья сделаем, там все в копанках живут.
- А если спросят, откуда мы?
- Скажем, по назначению присланы. Мол, часть в экономию, а часть сюда.
- А они город запросят.
- А чего пм запрашивать? От дармовых рабочих кто отказывается?
- А если там бастуют?
- А тут мы припремся.
- Тогда вот: пусть завтра с утра Тумба по городу походит, может, выведает чего. Вернется - решим.
- Лучше ты, Володька, ступай, ты головастее.
- Мне нельзя, я с вамп.
Но когда утром откидали от дверей дрова, оказалось, что дверь снаружи заперта на засов. Кинулись в слесарную за инструментом - весь инструмент воспитатели увезли. Пробовали выбить в окне решетку поленьями, но решетки были крепко вмурованы в толстые каменные стены.
Вылезли через чердак на крышу. Рогожин попробовал спуститься вниз по водосточному желобу, но проржавленная труба сломалась, и его с трудом втащили обратно.
Подавленные, растерянные, ребята бродили по пустым помещениям приюта.
- Ладно, - сказал Рогожин. - Видно, без пожара нам не обойтись. Придется подпалить дверь, а подгоревшие доски отобьем поленьями. Но жечь буду я с Тумбой, чтобы аккуратно получилось, без большого пожара.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Рогожин и Тумба сложили у порога кучкой щепки и зажгли их. Все ребята стояли на лестнице и смотрели, как разгорается этот костерчик. Вдруг, когда пламя стало лизать дверные доски, кто-то со двора забарабанил по двери и крикнул:
- Эй, открывай!
Это было так неожиданно, так весело и по-свойскп приказано, что Рогожин и Тумба стали затаптывать горящие щепки. Но потом, засомневавшись, начали быстро заваливать выход дровами, и все в страхе помогали им. Поленья гулко бухали о двери. И что там во дворе кричали, не было слышно.
Забив снова весь коридор дровами, ребята кинулись вверх и прильнули к окнам. Но из окон не было видно, кто стоит внизу.
Но вот от стены дома отошел невидимый до этого человек. Остановился посреди двора и, приложив сложенные ладони ко рту, крикнул:
- Вы что, гольтепа, ошалели взаперти, что ли? Открой, говорят.