Заре навстречу

«Трагедия в стиле Мопассана! — брезгливо подумал Зборовский. — Мерзавец!» Незаметно отойдя подальше, он направился к чайному столу.

Албычев поднялся ему навстречу:

— Петруша, каким ветром?.. А мы только что тебя вспоминали! Легок на помине, умрешь, нельзя будет вспомнить, призрак явится!.. Как Люся? Садись… Тоня, чайку!

Зборовский иронически улыбнулся при слове «Вспоминали», но больше ничем не выдал, что слышал слова болтуна-дядюшки. Он отлично знал, что Албычев, Охлопков, Котельников считают его перебежчиком. Знал, что Полищук чернит его как только может с той поры, как он отказался бойкотировать Деловой совет национализированного Верхнего завода, стал работать там. А уж когда Деловой совет решил уволить всех забастовавших служащих и принимать обратно только тех, кто искренне пожелает работать с большевиками, Полищук начал метать громы и молнии: «Ужас! Предательство! Он должен, обязан был уйти, отряхнуть прах этого совета с ног!»

Приняв из рук хозяйки стакан душистого чая, Зборовский сказал, подсмеиваясь над своей ролью:

— Пришел пригласить вас, тетушка, в крестные матери!

— Сын? — спросила Антонина Ивановна.

— То-то он сияет! — закричал Албычев с хохотом и захлопал в ладоши. — Браво! Браво!

— Сын, тетушка, — ответил молодой отец, не обращая внимания на Албычева, — Люся чувствует себя хорошо, проделала всю эту процедуру гениально… поэтому решили назвать сына Ев-Гением…

Он говорил в привычной насмешливой манере, но видно было — тронут…

Антонина Ивановна доброжелательно слушала его… но вдруг в глазах ее что-то дрогнуло, она опустила веки и коротко, хрипло вздохнула. Зборовский понял: увидела тех, двоих. Он отвел от нее взгляд.

Непринужденно повернулся к Албычеву:

— Люся просила и вас на крестины.

— Придем, придем, выпьем за здоровье Евгения Петровича!

Скользящей походкой Катя подошла к столу. Сделала общий поклон. Красивая, возбужденная, глубоко дыша, откинулась на спинку садового кресла, бросила на стол полные руки:

— Чаю, мама!

— Вежливее нельзя? — тихим, задыхающимся голосом спросила мать.

— Будьте любезны, мама, налейте, пожалуйста, мне чаю! — смеющимся голосом сказала девушка, глядя на мать с высокомерным торжеством. — По вашим старинным правилам вежливости так надо?

Не глядя на Полищука, девушка приказала ему;

— Сливок, Михаил Николаевич! С вами можно без китайских церемоний?

Полищук поспешно поднялся, подал Кате сливочник. Что-то трусливое, неловкое было в его движениях, даже голова ушла в плечи. Украдкой взглянул на Катю… но этот взгляд перехватил Албычев.

— Пропал! Погиб! Смотри-ка, Тоня, что наша Котишка выделывает — головы начинает кружить) — Он подтолкнул локтем Полищука, который сидел, не подымая глаз. — Сочувствую тебе, Михаил Николаевич) Видит твое карее око, да зелен виноград! Котишку мы тебе не отдадим! Верно, Тоня? Староват!

Всем стало неловко, даже Катя нахмурилась. «Вот старый дурень! — удивился Зборовский. — Неужели он так и прожил, не зная?..»

Наступила недобрая, настороженная тишина.

— Ну, рассказывай, Петр Игнатьевич, как ты там… с большевичками, — беспечно начал Албычев, — что там на заводе настряпали, нарушили новые «килигенты»? Придумали тоже твои большевики: Деловой совет! Чем он «деловой»? А? Что?

— По-настоящему деловой! — ответил миролюбиво Зборовский. — У вас превратное мнение о большевиках, Матвей Кузьмич. Вот вы говорите «настряпали»… А учли, какое им хозяйство досталось? И вот сейчас, в условиях невероятной разрухи, в условиях всяческих кризисов — топливного, сырьевого, финансового, продовольственного… Что делается на заводах? Знаете?

— Не интересовался!

— Напрасно! Именно сейчас и начинается техническое обновление заводов.

— «Есть у нас лыгенды, сказки! Ха-а!» — фальшиво пропел Албычев, развалившись в кресле. — Не верю. Снится тебе, Петр Игнатьевич!

— Ну, не верьте. Доказывать не буду… спросите хоть Семена Семеновича, он был на съезде представителей национализированных заводов в качестве гостя. Пусть он скажет.

— Фантазеры! — воскликнул Котельников. — Говорили-говорили… Комиссию создали… А какие возможности переоборудования? Где ресурсы? Хлеба нет, народ голодает, ни денег, ни черта нет.

Зборовский насмешливо поглядел на него.

— Ресурсы есть! Но эти ресурсы особенные… нам с вами они не приснятся… У нас на заводе зимой был момент: нечем уплатить коновозчикам, они заявляют: «Не заплатите, завтра без нас, как знаете, робьте!» Ярков созывает собрание. Кадровые рабочие решают: откажемся, ребята, от получки, перебьемся пока! Пусть коновозчикам заплатят, чтобы работа не остановилась! Видали такие ресурсы?

— Петр Игнатьевич говорит о так называемом энтузиазме, — тихо сказал Полищук. — Я не согласен с вами, Петр Игнатьевич. Одно дело — сделать разок этакий жест, а другое…

— Плохо знаете рабочих, не охочи они до «жестов». Большевики разбудили в народе какие-то новые силы. Во имя будущего массы готовы на большие жертвы.

Котельников вдруг хватил кулаком по столу:

— Сломят! Сломят себе шею большевики!

— Ах, не кричите так, Семен Семенович! — сказала Катя и сделала вид, что хочет зажать уши.

Котельников опомнился.

— Виноват!