Запретный рай

– Мсье Марен, я живу здесь много лет и каждый день вижу этих людей, но так и не стал частью их жизни. Я учу их преодолевать животные инстинкты и следовать зову души, но все напрасно. В их языке нет слова «работать», зато есть десятки названий для… сами понимаете чего.

– Вы полагаете, это уже произошло с Эмили?

– Трудно сказать. Не удивлюсь, если да.

Рене вскочил и ударил кулаком по столу.

– Если этот дикарь посмел обесчестить мою дочь, я его убью!

– Мадемуазель Марен утверждала, что вы очень хорошо относитесь к полинезийцам. Похоже, она считала, что вы не станете возражать против этого брака, – заметил отец Гюильмар, на что Рене ответил:

– Вероятно, она сошла с ума.

Покинув дом священника, Рене решил вернуться к Морису Тайлю. По дороге он сказал Моане:

– Атеа забрал с собой Эмили, чтобы жениться на ней. Она приходила к священнику, дабы тот совершил обряд по обычаям белых.

К его изумлению, туземка приняла это известие совершенно спокойно. Ее лицо осталось таким же твердым, и взгляд не затуманился гневом.

– Эмалаи не виновата, – промолвила она. – Это все мана Атеа. Перед ней никто не может устоять.

– Вы бы были прекрасной парой. Зачем ему понадобилась моя дочь! – в отчаянии воскликнул Рене.

– Я слышала, иные женщины отправляются на Нуку-Хива, чтобы затем родить детей от белых и снискать всеобщее уважение. Сын арики – божественный ребенок. Должно быть, Атеа хочет произвести на свет человека с такой маной, какой еще не видывал свет! – В тоне Моаны не было иронии, лишь странная задумчивость и легкая горечь.

К счастью, офицер был на месте, и Рене удалось встретиться с ним еще раз.

– Если они здесь, – сказал капитан, – это меняет дело. Остров не такой уж большой – мы их найдем. Заберем вашу дочь, а туземца отправим в тюрьму.

– Мне нелегко в этом признаваться, но, похоже, Эмили сбежала с ним по своей воле. В чем его можно обвинить в этом случае?

Морис Тайль задумался.

– В связи с белой женщиной. Я слышал, в Америке за это приговаривают к смертной казни!

– Речь идет о рабах, а Атеа – свободный. Кроме того, он арики, вождь. И его нельзя считать темнокожим. К тому же жители Маркизских островов – французские подданные.

– Вы правы. Это осложняет дело, – задумчиво произнес капитан и в сердцах добавил: – Всем известно, что наши мужчины живут с местными женщинами. Но чтобы белая девушка связалась с полинезийцем – такого еще не случалось! – И видя, что Рене совершенно убит, предложил: – Давайте для начала отыщем их, а после решим, как нам поступить.

Их тела сливались так естественно, как сливались бы потоки воды; Эмили доставляло удовольствие покоряться бесконечному и безудержному желанию Атеа. Теперь она понимала, что значит сродниться и душой, и плотью. Ей казалось удивительным, что мечту, оказывается, можно гладить, целовать, прижимать к себе.

Влюбленные отрывались друг от друга лишь затем, чтобы поесть, сходить к источнику или искупаться в море при лунном свете. Страсть пробуждалась и распускалась в теле Эмили под ласками Атеа, словно растение под жарким солнцем.

Молодой вождь был удивлен, узнав, что европейки устроены иначе, чем полинезийские девушки: те начинали испытывать наслаждение с первой же ночи, проведенной с мужчиной, и когда дело касалось плотской любви, не ведали запретов или стыда.

– Правда, что арики всегда берут себе несколько жен? – спросила Эмили.

Она одевалась, собираясь пойти с Атеа на местный рынок. Ей хотелось посмотреть, что можно купить на французские деньги.

Атеа, чьи сборы занимали существенно меньше времени, лежал на еще не остывшем ложе любви и наблюдал за нею.

– Да, но ни один из них не имел белой жены. Наши законы не касаются тебя, Эмалаи. К тому же я никогда не стану делать того, что может причинить тебе боль.

– Мне кажется, твои люди не примут меня.

– Они будут делать то, что прикажу я.

Эмили не успела выйти на солнечный свет: внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился Рене. Позади стояли незнакомый мужчина в офицерской форме и два солдата. А еще, к своему величайшему удивлению и стыду, девушка увидела рядом с ними Моану.

Эмили невольно отшатнулась, а Атеа вскочил с циновки и подался вперед.

– Рене!

– Я убью тебя собственными руками! Что ты сделал с моей дочерью?!

Девушка никогда еще не видела отца в таком состоянии. Рене был охвачен разочарованием и гневом. Он понял, что Эмили променяла его на Атеа, догадался, что они уже были близки.

– Она стала моей женой. Я хотел заключить с ней брак по вашим обычаям, чтобы он был признан и белыми, но нам отказал священник.

– И правильно сделал! Неужели ты думаешь, что я отдам ее тебе!

– Почему нет? Я куда более знатный человек, чем вы, Рене, и владею значительным богатством.

– Ты обыкновенный дикарь!

Глаза Атеа загорелись, а губы задергались, но он ничего не сказал. И тут вперед выскочила Моана. К счастью, у нее не было оружия, потому что если бы она держала в руке нож, то непременно вонзила бы его в тело Атеа.

Гибкая, как пантера, она прыгнула на него, будто на добычу, норовя выцарапать глаза. На Эмили полинезийка даже не взглянула.