Запретный рай

– Расскажите подробнее, как это произошло, – попросил капитан и, внимательно выслушав Рене, сказал: – Я не могу послать людей на Хива-Оа без соответствующего приказа свыше. На то, чтобы отправить запрос начальству и получить ответ, уйдет много времени. Вы полагаете, вашей дочери угрожает опасность? С какой целью она была похищена? Что вообще представляет из себя этот Атеа?

Он взял лист бумаги и обмакнул перо в чернила, приготовившись записать приметы.

– Ему двадцать три года. Удивительно развитый для полинезийца, очень красивый и непомерно тщеславный. Я не знаю, зачем ему Эмили. Не думаю, что он сделает ей что-то плохое, но я хочу получить свою дочь обратно.

– Так, – офицер отложил перо, – а она не могла сама с ним бежать?

– Вы допускаете такое?!

– Судя по вашему описанию, этот вождь вполне мог ее соблазнить.

– Я в это не верю, – отрезал Рене, – Эмили очень разумная девушка.

– А это кто? – поинтересовался Тайль, кивнув на Моану. – Ваша вахине[4]?

– Это дочь вождя Лоа, та самая девушка, которую Атеа бросил в день свадьбы.

– Неужели? Такую красавицу?! Я бы никогда этого не сделал. Она понимает наш язык?

– Немного. Думаю, она уловила суть разговора.

– Передайте ей, что я восхищен ее красотой. Значит, теперь она одинока?

– Дочери вождей блюдут себя, капитан. Думаю, у вас нет никаких шансов, – несколько раздраженно произнес Рене.

Он прекрасно знал, что каждый белый на острове живет с полинезийкой, а иногда и не с одной. То, что у островитян брак не закреплялся никаким гражданским или церковным актом, вполне устраивало французов, и они великодушно величали своих временных подруг женами.

На самом деле о таких женщинах можно было только мечтать: они не требовали ни особого внимания, ни подарков, ни денег, ни комплиментов, вдобавок одаривали мужчин ничем не скованной чувственностью.

– Жаль, – заметил Морис Тайль и сказал: – Я подумаю, чем вам помочь. Будет лучше, мсье Марен, если вы придете завтра, скажем, в это же время. К сожалению, гостиниц здесь нет, но я бы посоветовал вам остановиться у отца Гюильмара. Он весьма радушный человек; я объясню, как его найти.

Когда они вышли на улицу, Моана спросила:

– Что тебе сказал этот белый? Я не все поняла.

– Что он постарается нам помочь. А еще он восхищался твоей красотой, – ответил Рене и добавил: – Будь осторожна с белыми мужчинами. Им нельзя верить.

– Я могу за себя постоять, – твердо произнесла Моана.

Рене невольно любовался ею. Этой девушке была присуща та мягкая грация и поразительная свобода движений, какой не увидишь у европеек. Ее спокойное открытое лицо редко омрачалось заботой или тревогой. Впрочем так было недавно. Теперь же ее беспрестанно грызли какие-то мысли, отчего взор прекрасных карих глаз словно заволокло грозовыми тучами.

Забрав Тауи, они отправились к священнику.

Отец Гюильмар сразу понравился Рене. Линии его лба были чисты и благородны, взгляд казался удивительно проникновенным, а в уголках губ затаилось что-то горестное. Услыхав имя посетителя, он вздрогнул всем телом.

– Совсем недавно ко мне заходила ваша дочь!

– Эмили?! Не может быть! Она на Хива-Оа!

– Ошибаетесь. Она на Нуку-Хива.

– Как она здесь оказалась?! Она обратилась к вам за помощью?!

– Нет, – ответил священник и пригласил: – Садитесь. – А когда Рене сел, нашарил на полке небольшую жестянку и спросил: – Хотите чаю? Я берегу его, как иной берег бы крупицы золота.

– Благодарю вас… Святой отец, умоляю, не тяните! Что с Эмили?! Как мне ее найти?!

– К сожалению, я не спросил, где она, то есть… они остановились.

– Они?

Отец Гюильмар смотрел на Рене в упор.

– Что вам известно о вашей дочери?

– Эмили похитил Атеа, вождь с острова Хива-Оа.

– К сожалению, это не совсем так. Судя по всему, она уехала с ним добровольно. – Священник присел к столу. – Что предложить вашим спутникам? Тоже чаю?

– Лучше кокосового молока, если у вас найдется.

– Да, – сказал отец Гюильмар и позвал: – Сесилия! – Из соседнего помещения вышла женщина лет тридцати с широким плоским носом, очень полными губами и непроницаемым взглядом черных глаз. Ее цветастое покрывало было скромно повязано поверх груди, а на обвивавшей шею цепочке висел большой крест. – Сесилия, отведи этих молодых людей на кухню и накорми.

Рассказ священника длился недолго. В конце он сказал:

– Я предлагал вашей дочери помощь, обещал отпущение любых грехов, умолял ее одуматься – все напрасно! Она повернулась и ушла.

В глазах Рене заблестели слезы. Пальцы теребили потертый кожаный пояс.

– Как она выглядела?

– Растрепанные волосы, босые ноги, обгоревшая кожа, линялое платье. Похоже, ее нисколько не удручал собственный вид. Она думала только об этом полинезийце.

Обхватив голову руками, Рене принялся раскачиваться на стуле.

– Я не понимаю, ничего не понимаю. Я думал, что хорошо знаю дочь, я считал вождя Лоа своим другом; этот молодой человек, Атеа, понравился мне своей дальновидностью и упорством; мне казалось, я без труда угадываю помыслы островитян.

Отец Гюильмар вздохнул.