Запретный плод

Николаос танцевала вокруг него, и развевалась вокруг ее ног юбка пастельно-розового платья. Подпрыгивал большой розовый бант в волосах, когда она вертелась с расставленными руками. Тонкие ноги ее были покрыты белым трико. Туфли были белыми с розовыми бантами.

Она остановилась, смеясь и запыхавшись. На щеках ее играл здоровый румянец, глаза блестели. Как она это делает?

— Правда, он совсем как живой? — спросила она, потрепывая его по руке.

Он отдернулся, следя глазами за каждым ее движением, испуганный. Он ее помнил. Помоги нам Боже, он ее помнил.

— Хочешь посмотреть, как я буду его испытывать?

Я надеялась, что я ее не поняла. И изо всех сил старалась сохранить бесстрастное лицо. Наверное, мне это удалось, потому что она топнула на меня ножкой и уперла руки в бока.

— Ну, — сказала она, — хочешь посмотреть, как работает твой любовник?

Я проглотила желчь. Может, мне следовало просто на нее блевануть. Чтобы ей неповадно было.

— С тобой? — спросила я.

Она подобралась ко мне, сцепив руки за спиной.

— Можно и с тобой. Если хочешь.

Ее лицо было вплотную к моему. Глаза такие широкие и невинные, что это казалось просто богохульством.

— Меня ни то, ни другое не прельщает, — сказала я.

— Жаль. — Она скользнула обратно к Филиппу. Он был обнажен, и его загорелое тело было по-прежнему красиво. Что значит еще пара шрамов?

— Ты же не знала, что я здесь буду, зачем же было поднимать Филиппа из мертвых? — спросила я.

Она повернулась на каблучках.

— Мы его подняли, чтобы он попытался убить Обри. Убитые зомби так забавны, когда пытаются убить своих убийц. Мы думали дать ему шанс, пока Обри спит. Он умеет двигаться, если его побеспокоить. — Она глянула на Эдуарда. — Но вы же это знаете.

— Ты хотела дать Обри убить его еще раз.

Она закивала головой:

— Ум-гу!

— Сука ты — сказала я ей.

Бурхард ударил меня прикладом в живот, и я упала на колени, ловя ртом воздух. Это не получалось.

Эдуард смотрел, не отрываясь, на Захарию, который держал пистолет точно напротив его груди. На таком расстоянии не надо ни умения, ни везения. Просто нажми на спуск и убей.

— Я могу тебя заставить делать все, что мне захочется, — сказала Николаос.

Меня окатило новой волной адреналина, и это было избыточно. Меня вывернуло в угол. Я получила сильный удар по нервам живота прикладом. Нервы были мне не в новинку; приклад — это был новый опыт.

— Ай-ай-ай, — сказала Николаос. — Так я тебя напугала?

Я, в конце концов, заставила себя встать.

— Да.

Зачем отрицать.

Она хлопнула в ладоши:

— Вот и хорошо.

Ее лицо будто переключилось на другую передачу — сразу. Девочки больше не было, и никакие платья с розовыми кружевами не могли ее вернуть. Лицо Николаос стало тоньше, стало нечеловеческим. Глаза — как бездонные озера.

— Слушай меня, Анита. Ощущай мою силу в твоих жилах.

Я стояла, опустив глаза в пол, и страх бежал по коже холодной волной. Я ждала, что меня что-то ухватит за душу. Что ее сила собьет меня с ног и потащит. Ничего.

Николаос нахмурилась. Маленькая девочка вернулась вновь.

— Я укусила тебя, аниматор. Ты должна была бы ползать, если я скажу. Что ты сделала?

Я произнесла короткую молитву от всего сердца и ответила:

— Святая вода.

Она зарычала:

— На этот раз ты будешь с нами до третьей метки. Займешь место Терезы. Тогда, быть может, ты охотнее будешь искать, кто убивает вампиров.

Я изо всех сил не давала себе обернуться на Захарию. Не потому, что не хотела его выдавать, я это запросто сделала бы, но я ждала момента, когда это будет нам полезно. Иначе Захария будет убит, но это не уберет ни Бурхарда, ни Николаос. Захария был в этой комнате наименее опасен из всех.

— Я так не думаю.

— Зато я думаю, аниматор.

— Я скорее умру.

Она развела ручками:

— Но я ведь и хочу, чтобы ты умерла, Анита. Я хочу, чтобы ты умерла.

— Это у нас взаимно, — ответила я.

Она хихикнула. От этого звука у меня зубы заболели. Если она захочет меня пытать, ей достаточно запереться со мной в комнате и смеяться. Это будет сущий ад.

— Давайте, мальчики и девочки, на игровую площадку!

Николаос повела процессию. Бурхард сделал нам знак идти за ней. Они с Захарией пристроились сзади с оружием в руках. Филипп неуверенно стоял в середине комнаты, не зная, что делать.

— Пусть он идет за нами, Захария, — бросила через плечо Николаос.

— Иди за мной, Филипп, — позвал Захария.

Он повернулся и пошел за нами, глаза его были неуверенными и блуждали.

— Идите, — сказал Бурхард, чуть приподнимая винтовку, и я пошла.

— Глазеешь на своего любовника? — обернулась Николаос. — Как это мило.

Путь к подземной тюрьме был долог. Если они попытаются приковать меня к стене, я на них брошусь. Я заставлю их меня убить. Значит, бросаться лучше на Захарию. Бурхард может просто ранить меня или послать в нокаут, а это будет очень, очень плохо.