Запретное целительство. Сеньорита Смерть (СИ)

Я глубоко вздохнула. В моем кабинете, в больнице Святого Антония, всегда пахло цветами, немного пылью, и лечебными микстурами. Здесь воздух был почти стерилен. И мне самой будто не за что было уцепиться. Я отвернулась от мага, бесцельно разглядывая старую, но добротную мебель, солидные корешки книг, слабо шевелящиеся шелковые занавеси на окнах.

— Это не то, чему учат в медицинских школах. Но те, кто рос в магических семьях, так или иначе сталкивался со слухами о запретном целительстве… и о тех, кто его практиковал. Освоить его может не каждый, и нужно пройти специальное обучение. И не каждый рискнет его использовать, вед запретное искусство несет огромную угрозу как для самого целителя, так и на тех, на кого направлено. Один человек, которого я знала, использовал свои знания во вред другим. Таких и называли малефиками. Только вот у всего есть причина. И последствия.

— Какие были последствия для него?

— Она сошла с ума. — Я допустила оговорку, и едва ли это скрылось от повелителя стихий, но он не стал ловить меня на слове или спрашивать больше. — Теряла разум, страдала от галлюцинаций, стала опасной для других. Но иногда у нее прояснялся разум, и она рассказывала о тех старых днях. И целителях, умеющих делать… всякое. В том числе и о тех, кто умел прикосновением выпивать источник. Или, как в твоем случае, лишать контроля.

— Ты говорила, что этому может научиться не каждый.

— Да. Нужно быть членом одной из… старых семей. Притом у каждой из семей были свои уникальные умения… И упоминаний о них ты в своих книгах не найдешь. Всё сожгли еще тогда, во время последней охоты за малефиками. Да и самое важное не доверяли бумаге. Только передавали из поколения в поколение. Но все семьи, что практиковали подобное, давно уничтожены. Даже если потомки живы, знание безвозвратно пропало. По крайней мере, так считали всё это время.

— И почему Нери промолчал?

Опять в его интонациях недосказанный вопрос. Почему промолчала я. И чего я боюсь.

— Потому что если этих малефиков, или тех, кого ими считают, начнут искать, пострадают невинные. На всех целителей падет подозрение.

— Нельзя умолчать проблему. Чертик уже вырвался из табакерки. Есть ли способы распознать магов, практикующих это ваше запретное искусство?

— Не знаю. Говорю же, я лишь однажды встречала посвященного. И она давно умерла. Возможно, если целитель часто использует свой дар определенным образом, это скажется на нем самом. Его здоровье — физическом или ментальном, или характере. Ведь зло развращает, искажает саму суть человека, хочет он того или нет.

— Значит ты сама во все это веришь?

Я пожала плечами. Изменило ли меня возвращение Лучиано к жизни? Мне казалось, что нет. Едва ли я когда-нибудь смогу пожертвовать одной жизнью ради другой, или же убить невиновного. И все же я пусть и по мелочи, использовала умения, что успела передать мне бабушка, как например сегодня утром.

Когда у тебя мало силы, ты используешь все инструменты, что у тебя есть, чтобы добиться желаемого.

— И все же ты не ответила на мой вопрос, — мягко сказал Рихтер. — Рената, тебе нужна моя помощь?

— Нет. С чего бы? — я с притворным равнодушием пожала плечами. Историю появления Лучиано на свет я точно не собиралась рассказывать, поэтому и обсуждать угрозы Нери не имело смысла. — Я рассказала всё, что знаю, Корбин. Нет причины больше меня обхаживать. Гораздо лучше тебе поможет Нери, или любой из старых магов, которые помнят те времена. Я лишь провинциальная целительница. И ваше внимание… может доставить мне лишь одних проблем.

Рихтер должен был разозлиться на меня. Какая-то слабая магичка упрекает его в назойливости. Или же, хотя это менее вероятно, понять, почему я столь осторожна. Зря что ли я столько распиналась обо всём этом?

Но уж точно я не ожидала, что он развернет меня к себе и попытается поцеловать. Его губы почти коснулись моих, когда я просто вскочила.

— Что вы творите, сеньор?!

Глава 28. Он запутался

Щекотать самолюбие девицы полезнее, нежели играть у ней на нервах.

К.Прутков

Корбин Рихтер.

— Что вы творите, сеньор?! — с полным непониманием и ужасом в глазах спросила Рената, будто Корбин только что на её глазах попытался напасть на человека и съесть его заживо.

А что он в самом деле творит? Точнее, почему пытается поцеловать лермийку в столь неподходящий, и явно не романтичный момент? Ему только что сказали, что его внимание неуместно, а он…

Ты слишком легко относишься к поцелуям.

Ха, ему ведь это говорила одна весьма симпатичная, и очень сердитая фрау, в которую он был влюблен, и чьи поцелуи пытался неоднократно украсть (иногда это получалось). Но сейчас он не собирался флиртовать, или соблазнять Ренату.

Так. А что он тогда собирался делать? К чему должен был привести этот поцелуй? Может, это был поцелуй «давай будем дружить» или даже «поцелуй благодарности» для своего любимого доктора. Или попытка доказать Ренате, что он не так уж и плох.