Запрети любить

— Тяжело быть красивой девушкой, — усмехнулся Игнат. — Хотя и парнем быть непросто.

— Ой, да что вам там, — отмахнулась я. — Встал, умылся и пошел.

— Вообще-то, я не пещерный человек и тоже пользуюсь всякими штуками для лица. А бритье? — прищурился Игнат. — Бриться каждый день очень надоедает. Серж кайфует от процесса, чертов эстет. Но у него хуже растет, и волосы светлые. А я страдаю.

— Ах ты бедненький, — посочувствовала я и коснулась его щеки. И вдруг подумала — наверное, он брился перед нашим свиданием, поэтому кожа такая гладкая. Значит, тоже готовился к нему, может быть, даже переживал. Это так мило…

Игнат ласково погладил меня по руке и с размаху улегся на диван, положив голову на подушку.

— Ладно, делай. Я все вытерплю, — мужественно сказал он.

— Какой смелый мальчик, — хмыкнула я, собирая с туалетного столика нужные средства.

Потом велела Игнату вымыть лицо со специальным очищающим гелем, а когда он вернулся из моей ванной комнату, то заявил, что подушка жесткая.

— Хочу положить голову к тебе на колени, — добавил Игнат, снова рассматривая мои ноги — они буквально не давали ему покоя, и меня это не смущало, а скорее смешило.

Я села на диван, разрешила Игнату положить голову на мои колени и принялась за дело. Сначала собрала волосы в два коротеньких хвостика, чтобы они не мешались, потом попросила закрыть глаза — его внимательный взгляд смущал. И только тогда принялась наносить средство на кожу. Кожа Игната была темнее, чем у меня, и все еще сохраняла остатки загара. Она не была такой мягкой и нежной, как у девушек, и не была совершенной — под ярким электрическим светом я замечала все маленькие несовершенства, только почему-то все равно казалось, что Игнат очень красивый. Касаясь его лица подушечками пальцев, я чувствовала себя счастливой.

— Яся, сколько средств ты уже нанесла? — спросил он, не открывая глаз.

От его ресниц вниз падала тень, и от этой мелочи щемило сердце — Игнат казался таким беззащитным, что мне хотелось обнять его и прижать к себе, чтобы защитить от всего в этом мире. Абсолютно странное желание, но побороть в себе его я не могла.

— Три…

— А так можно, да?

— Нужно.

Игнат приоткрыл один глаз и посмотрел на меня.

— Со мной ничего не случиться?

— Случиться.

— Что? — заволновался он и открыл второй глаз.

— Станешь красивым мальчиком, — отозвалась я, продолжая наносить на его кожу прозрачную сыворотку. — Закрой глаза, пожалуйста.

Закончив, я взяла упаковку, вскрыла ее, достала сине-белую тканевую маску, расправила и стала аккуратно раскладывать на лице Игната.

— Холодно! — вздрогнул он.

— Потерпи! — строго взглянула я на него. — Ничего она не холодная. Тебе кажется.

— Мне не каже… — Договорить Игнат не успел — я приложила указательный палец к его губам, а он взял и прикусил его. Я попыталась убрать палец, а он не отпускал.

— Игнат, ты что, собака? — строго спросила я, хотя внутри все звенело от веселья.

— Малыш, я лучше собаки, — наконец, отпустил меня Игнат.

— Так говорил Карлсон, — вспомнилось мне.

— Да, это мой любимый герой в детстве, — сознался он.

— И мой, — грустно улыбнулась я, нехотя вспоминая прошлое. — В детстве мечтала, чтобы за мной прилетел Карлсон и унес к себе на крышу. Но тут же решила сменить тему: — Игнат, а почему ты любил его?

— У него было много чего пожрать, варенье там всякое, плюшки… А пожрать я любил, особенно сладкое, — выдал парень. — Но мне запрещали из-за диатеза.

Я рассмеялась в голос. Значит, наша университетская звезда в детстве обожала Карлсона из-за банок с вареньем и плюшек. Такая милота — даже в сердце становится теплее.

Но… Но как только из смешных малышей с большими глазами вырастают такие монстры, как мой отец? Он ведь тоже когда-то был маленьким. Неужели он был таким с самого начала? Нет. Отец стал таким.

Я встряхнула головой, прогоняя непрошенные мысли. Я не должна думать об этом, пока рядом любимый человек.

— Но Катя не понимала, что мне нельзя сладкое, и вечно воровала то конфеты, то шоколад, — вдруг совсем другим голосом сказал Игнат — взрослым, наполненным светлой тоской по сестре. — И тайком приносила мне. Мама никак не могла понять, почему лечение не помогает. А когда они с отцом поняли, не знали, смеяться или наказывать нас.

Игнат замолчал, глядя куда-то в стену — словно вспоминая прошлое.

— Мне жаль, что она ушла так рано, — прошептала я и положила руку ему на грудь. — Это несправедливо.

Он накрыл мою ладонь своею.

— Да. Жизнь вообще несправедливая штука. Поэтому остается только бороться.

Мы замолчали.

Закончив, я улыбнулась. Потрясающе. Я в маске, и мой парень — тоже. Слишком мило, чтобы быть правдой.

— Все? — спросил Игнат, открыв глаза и глядя на меня снизу вверх.

— Все.

— Можно посмотреться в зеркало?

— Да, конечно. Только не смейся и не улыбайся, — разрешила я. — Вдруг спадет.

Спустя несколько секунд Игнат уже стоял у зеркала и с недоумением смотрелся в него.

— Ну что, нравится? — Я подошла к нему и, не сдержавшись, обняла за пояс. Почему он такой сильный и теплый? Уютный до умопомрачения в этой своей домашней одежде…