Запрет на студентку

Как я буду смотреть в глаза Саши, зная, что подставила его самым

унизительным на свете образом. Что я… может быть разрушила его

карьеру… Я даже не знаю, где взять силы на то, чтобы просто позвонить

ему и сказать, что это я во всем виновата, хотя я толком и не знаю, как и в

чем! Но разве это важно? Я испортила ему жизнь… я…

— Люб…

Зажмурив глаза, сворачиваюсь клубочком.

— Мне нужен твой телефон, — говорит Глеб за дверью. — Хочу отдать

своему спецу…

Мой телефон… кажется он больше мне не принадлежит. Ведь я даже войти

в него не могу.

Какое это имеет значение? Я и так знаю, кому обязана. Кажется, я никогда

в жизни никого не ненавидела, потому что ни к одному человеку на свете я

не испытывала таких всепоглощающих чувств, как к Касьянову.

Всепоглощающей ненависти и беспомощности, а сейчас… к нему я вообще

ничего не чувствую. Только апатию. Если он хотел разрушить мою жизнь, у

него это получилось.

Тоска сжимает сердце так, что становится трудно дышать.

Саша он… теперь меня ненавидит? Он ведь стеснялся меня и до

сегодняшнего дня, а теперь…

Холод под моей кожей посылает по телу озноб.

Я злилась. Так злилась на него, хотя и не имела на это права. Я не хотела

его видеть. По крайней мере пару часов в сутки я действительно не хотела

его видеть. Эта обида, засевшая в груди, такая жалящая.

Его образ в компании другой женщины крутился в моей голове нон-стоп. И

я понятия не имела, что должна делать! Я хотела, чтобы он тоже злился. А

еще больше я хотела, чтобы он скучал без меня также, как я скучала без

него. Каждый день. А теперь…

— Ты уже восемь часов там сидишь, — осторожно говорит Глеб. —

Нужно… это самое, поесть…

Он меряет шагами коридор, и они эхом разносятся по его полупустой

квартире.

Я благодарна ему за то, что он не пытается ничего обсудить. Я бы сгорела

заживо! Разговаривать с ним мне стыдно. Кажется, выйдя на улицу, я бы

шла, все время оглядываясь. Даже в потоке незнакомых людей. Я не хочу

выходить отсюда. Может быть когда-нибудь. Когда люди просто забудут

мое имя. Все забудут мое имя.

Душу всхлипы, потому что не хочу, чтобы мой брат знал о том, что я плачу

без остановки целый день. Я никогда не плакала так много. Кажется, я

просто будто сломалась и не могу себя починить.

Откинув с лица одеяло, смотрю в темный потолок, по которому гуляет свет

первых уличных фонарей.

Не знаю, когда успело стемнеть.

Я с трудом могу вспомнить, как оказалась в квартире брата. Просто мне

больше некуда было идти. Я не могла пойти к Саше, потому что мне было

страшно! И я не знала, где его искать! И хочет ли он меня видеть. Если не

хочет, то я… я… просто исчезну из его жизни…

Я не могу представить кого-то на его месте. Другие руки вместо его рук.

Голос другого мужчины, другой запах, другая логика, другие мысли в

голове!

Потолок расплывается перед глазами, когда пытаюсь представить себе

такую перспективу.

Я люблю конкретного мужчину. Единственного и неповторимого! Люблю его

ум, голос, запах! Его тело. Люблю то, как он на меня смотрит! И как он меня

целует.

Но он обещал, что я буду у него единственной, а теперь я уже в этом не

уверена.

— Люб, открой дверь, а? — усталый голос брата.

Тело слушается с трудом, когда пытаюсь сесть.

Не получив ответа, Глеб говорит:

— Я тебе новый телефон купил. Оставлю под дверью.

Моя растрепанная коса кажется неподъемной тяжелой, клетчатая юбка

перекосилась на талии, сдавив живот. Только в этот момент вспоминаю, во

что вообще сегодня одета.

— Люб…

Остановившись перед дверью, обнимаю себя руками. Чувствую себя

маленькой. Здесь, в этой комнате, отгородившись от всего мира я чувствую

себя в безопасности. Я чувствую себя неживой. И этот страх. Какой-то

ужасный непонятный страх накатывает на меня то и дело, от чего меня

трясет.

— Хочешь, привезу тебе этого… Романова?

— Нет! — вырывается из меня хриплый крик.

— Хочешь, голову ему в задницу засуну?

— Глеб… — дрожит мой голос. — Уйди. Пожалуйста…

Он не двигается с места несколько секунду, а потом его шаги удаляются.

Приоткрыв дверь, приседаю и хватаю лежащий на пороге телефон. Это

последняя модель, и моя губа дрожит, когда захлопываю дверь, бросив

взгляд на проем кухонной двери, из которого в коридор льется свет. Ведь у

меня не день рождения для таких подарков!

Непослушными пальцами снимаю блокировку и набираю номер, который

успела выучить наизусть. От перенапряжения ломит все тело, и то, что

гудки затягиваются, ускоряет стук моего сердца, а потом оно и вовсе

подпрыгивает к горлу, когда на том конце провода слышу отрывистый и

резкий голос:

— Да? Романов.

Кажется, будто он касается меня своим голосом, но судя по его голосу он

ужасно злой. Сглотнув комок в горле, трусливо слушаю его дыхание и

обтираю вспотевшую ладонь о юбку.

— При… кхм… привет… — произношу тихо.

— Люба… — его голос становится неожиданно хриплым, а потом

неожиданно властным. — Не. Клади. Трубку, — чеканит слова, прежде чем

переключиться на другую линию.

От волнения кружится голова. Терпеливо жду, сгорбив плечи и топчась на

одном месте.

— Чей это номер? — спрашивает, вернувшись на связь.

— Это… — пытаюсь говорить членораздельно, но мои слезы так близко, что не выходит. — Это… брата… неверное… Саш…