Запрет на студентку

просто испарилась. Исчезла со всех радаров. Все очень хреново, потому

что чем больше дней я ее не вижу, тем сильнее этому сопротивляюсь, хотя

сама она не делает для этого ничего.

Свесив с колен руки, разжимаю пальцы и собираю их в кулак, угрюмо

наблюдая за процессом.

Я не потребитель.

Я не буду искать с ней встречи. Не стану втягивать ее в отношения, в

которых ничего не могу предложить. Не могу предложить ничего

серьезного.

Даже

если

отбросить

к

чертям

собачьим

наши

“обстоятельства”. Дело и во мне, и в ней самой. Мне трудно сказать, чего

она хочет от жизни, и знает ли это сама. В ее возрасте я вообще думал, что

тридцать лет — это пенсия. Я знаю чего хочу. Хочу семью. Хочу своих

детей. Мой друг только что напомнил мне об этом, а так же о том, как

скоротечно время. К очередной попытке создать семью я планирую

подойти очень ответственно. Дело не в моей сестре, не в моих

родителях….

Черт…

Тру лицо ладонями, чтобы прогнать из башки образ усыпанного еле

заметными веснушками юного лица. Кажется, раньше она их хорошенько

прятала, потому что неделю назад я познакомился с ними впервые, но

ничего не может привлекать меня в ней больше, чем уже привлекает.

На этой самой скамейке почти месяц назад я впервые увидел свою

студентку по-настоящему. Возможно, я встречал ее и раньше. Черт его

знает. “Мировой разум”, твою мать, берег меня от этой встречи? Лучше ему

поберечь меня и впредь, потому что мне нужно чуть больше долбаного

времени, чтобы справиться с реакциями своего тела и своей башки на

Любовь Константиновну Стрельцову.

Пожав Чернышеву руку, двигаюсь к своей машине, со злостью пиная по

дороге снег, а когда сажусь за руль, ударяю по нему рукой.

Я не знаю, в чем моя проблема, но еще никогда в жизни я так не хотел

жрать десерты на первое, а Люба именно оно и есть. Что-то невероятное

вкусное, и такое же запретное.

Мне не девятнадцать.

Я умею держать себя в руках.

Глава 41. Люба

В последнюю неделю мои дни похожи на дни сурка.

Просто они однообразные. И как бы ужасно не звучало, меня это

устраивает. Это дарит ощущение безопасности. Может оно и ложное, но

мне все равно. Трусливо скрываться от Касьянова очень утомительно, зато

я могу с уверенностью сказать, что сегодня у меня не будет неприятностей, а это… гораздо важнее. Через неделю я выйду на учебу. Вот что давит на

меня. Давит и давит. В моих дурацких руках не так много козырей. У меня

их вообще нет. Никаких. И еще я просто не хочу никого видеть… Я

справлюсь… Только не знаю как.

— Как-нибудь… — шепчу, натягивая на озябшие пальцы рукава свитера.

Закусив губу, рассматриваю белые носки с красными клубничками в

большом лотке со всевозможным барахлом текстильного отдела самого

распиаренного в городе сетевого магазина. Не удивительно, что цены здесь

такие ненормальные.

В почти десять вечера кроме меня на всех этих бесконечных квадратных

метрах почти никого. Это тоже дарит ощущение безопасности. Мало кто

ходит за покупками в десять вечера понедельника.

Изучив состав на этикетке, бросаю носки в тележку и толкаю ее вдоль

огромных стеллажей бакалеи.

Глядя в свою тележку, понимаю, что должна остановиться прямо сейчас. У

меня уже и так покупок больше, чем смогу самостоятельно дотащить хотя

бы до такси, но у моего брата день рождения, и тридцать лет бывает один

раз в жизни, поэтому решаю взять еще и икры. Не знаю сколько недель нам

потребуется, чтобы все это съесть, но я готова два дня простоять у плиты, лишь бы… не думать… лишь бы не тосковать… об этом… этом дураке…

Замерев у холодильника, пытаюсь припомнить, зачем сюда пришла.

Как капризный ребенок поджав губу, выхватываю с полки маленькую

жестяную банку и швыряю ее в тележку. Захлопнув холодильник, иду к

кассам, по дороге захватив пачку чая, но врезаюсь в невидиму стену, когда

вижу впереди широкую спину в черном пальто.

Открыв от изумления рот, слежу за тем, как Александр Андреевич шагает

мимо закрытых касс к единственной рабочей и ставит на ленту

здоровенную пластиковую бутылку с голубой жидкостью.

На его голове капюшон толстовки, который никак не сочетается со строгим

черным пальто. Даже несмотря на этот капюшон не узнать его я могла бы

только если лишилась бы всех органов чувств разом!

Впившись в ручки тележки, врастаю в пол, осматриваясь по сторонам в

поисках хоть какой-то поддержки.

Все мои тяготы вдруг наваливаются на меня разом.

Все разом.

Когда вижу его здесь, перед собой, вдруг чувствую себя ужасно слабой.

Маленькой слабачкой, у которой вместо гордости одни только слезы!

Судорожно глотнув воздуха, вдруг понимаю, что все это время была

натянутой пружиной. И эти предательские слезы, которые вдруг

выкатываются из моих глаз — тому подтверждение.

Я не готова.

Не готова делать вид, будто мне все равно. Будто мне до сих пор не

страшно смотреть ужасы одной, или ждать звонка с неизвестного номера

на свой телефон. Или делать вид, будто мне все равно, забыл он меня или

еще нет…

Отодвинув пальто, он достает из заднего кармана джинс телефон и бросает

хмурый взгляд в пространство, повернув голову. Отвернувшись, делает шаг

вперед, а потом его голова дергается и поворачивается опять, а глаза