Запрет на студентку

— Я же извинилась… — выпаливаю в сердцах.

— Помолчи, — слышу тихий приказ над головой, от которого сомн мурашек

стекает по позвоночнику. — Это ко мне, — обращается Романов к декану, выпуская мои плечи и отходя на шаг.

— Черте что… — ворчит тот, дергая на себя дверь и хлопая ею так, что я

вздрагиваю.

В тишине опустевшего коридора отчетливо слышу близкое дыхание.

Слышу знакомый аромат мужского парфюма и, кажется, стук своего

сердца. Мысли скачут в голове, набегая друг на друга и сталкиваясь.

Опустившись на колени, снова роняю на пол шубу, начиная собирать

высыпавшийся из сумки хлам. Помаду, ручки и… паспорт…

Он может думать, что я разучилась говорить, но я не знаю, что ему сказать.

Даже смотреть на него я опасаюсь, потому что не знаю, как сдержать

чувство досады от того, что меня только что отчитал декан, и это было

недружелюбно и враждебно. И ужасно неприятно…

Воздух шевелится, когда в абсолютной тишине Александр Андреевич

опускается на корточки напротив, подбирая лежащую рядом с его ботинком

ручку и мохнатый красный колпачок к ней.

Упрямо молчу, выхватывая ее из его пальцев. Его взгляд на своем лице я

чувствую кожей. Подцепив мою шубу, укладывает ее на свои колени, перебросив через локоть.

— Как дела?

Вскинув глаза, встречаю тяжелый взгляд исподлобья.

Лучше бы мне этого не делать, потому что я мгновенно забываю, где

нахожусь! Слишком близко. Его плечи закрывают собой свет. Обтянутые

черным пиджаком, они опущены, из ворота белой рубашки выступает его

чертовски скульптурная шея.

— Лучше всех, — мой голос звучит шершаво.

Его глаза кружат по моему лицу, то сталкиваясь, то разминаясь с моими, потому что я тоже кружу по его лицу. Сжимаю пальцы, чтобы они вдруг не

оказались на его губах или еще где-нибудь на его теле. Он опять зарос, но

успел постричься. Волосы мягкими волнами отброшены со лба. Меня тянет

к нему какой-то аномальной магнитной силой, особенно когда его рука

вдруг взмывает вверх, а потом резко возвращается обратно на колено, складываясь по дороге в кулак…

Округлив глаза, смотрю на дверь деканата, за которой слышна возня.

Что с этим мужчиной не так?! Что?

Он смотрит на меня так, что у меня уши закладывает. Мне вдруг кажется, что если он немедленно до меня не дотронется, мы оба начнем корчиться в

муках!

Метнув взгляд на закрытую дверь, сжимает зубы и с выдохом раздувает

крылья своего прямого красивого носа, переводя на меня мрачный

молчаливый взгляд.

Выхватив из его рук свою шубу, вскакиваю на ноги, говоря:

— Хорошего дня.

Не дожидаясь ответа, с пылающими щеками оставляю его наедине с собой

и со всеми его делами вместе взятыми. Напрягая шею до хруста в мышцах, потому что моя голова так и норовит обернуться, но, в отличии от

Александра Андреевича Романова, я помню, что с девяти до пяти он, черт

возьми, замдекана моего факультета!

Глава 40. Романов

— Пф-ф-ф… — уперев в колени руки, Руслан кряхтит. — Я не в ресурсе…

времени не хватает даже на спортзал…

— Скоро пузо отрастишь, — скачу вокруг него, хлопая над головой в

ладоши.

— Иди ты… — хрипло смеется, продолжая восстанавливать дыхание.

Туманная морось, окутавшая парк, забивает легкие сырым воздухом.

Выглядит, как молоко, особенно в сумерках.

Утерев рукавом толстовки пот со лба, бросаю взгляд на дорожки.

Всматриваюсь в каждую, бегая глазами от одной к другой и обратно, прислушиваясь к далекому собачьему лаю, от которого сводит зубы.

Не знаю, на кой-черт это делаю. Вероятность увидеть где-то здесь, среди

грязного снега, тумана и сумерек белую шубу или малиновую куртку —

нулевая. Случайности происходят, но даже у них есть какой-то предел, иначе мне вообще не было бы покоя. Твою мать. Если бы сейчас я увидел

где-то поблизости “белую шубу” или “малиновую куртку”, я бы ее просто

придушил. Время почти одиннадцать вечера.

Запрокинув голову, делаю глубокий вдох.

Усталость есть, и она приятная. Может хотя бы сегодня я высплюсь по-человечески? Пялиться по ночам в потолок откровенно замахало.

Закинув на скамейку ногу, делаю растяжку, бросив еще один взгляд на

пустые дорожки.

Присев рядом, Рус задумчиво тянет:

— Че-т время как-то летит. Пацану моему пять почти.

Зачерпнув ладонью снег, лепит из него снежок, тупо глядя на свои

кроссовки.

— Пять это не двадцать пять, — меняю ноги, в чем-то с ним соглашаясь.

— Двадцать пять, — невесело посмеивается он. — Когда ему двадцать

пять будет, мне шестьдесят стукнет.

— Может фонари организуешь все таки… — присаживаюсь рядом. — К

тому времени.

— К тому времени, Сань, — запускает снежком по брусчатке. — Парка

этого не будет. Ты планы застройки видел?

— Не-а. Я ж не мэр.

Посмотрев на заметенный снегом пруд, кривлюсь от этой информации.

Цифра двадцать пять внезапно кажется слишком большой. Слишком

большой кажется даже цифра семь. Семь дней. Столько дней я не видел и

не слышал Любу. Это просто долбаное волшебство. С учетом того, что она

лезла в мои глаза из всех утюгов на протяжении целого месяца, это просто

долбаное волшебство.

Все совсем хреново, если я, как верующий в “мировой разум”, на полном

серьезе рассчитываю на очередную случайную встречу с девушкой, но она