Запрет на студентку

разворачиваюсь и пересекаю комнату на деревянных ногах. Взбежав по

лестнице, влетаю в комнату, плотно закрывая за собой дверь. Мои вещи

аккуратной стопкой сложены на стуле, и это не моих рук дело. Натягиваю

их, нигде не находя своих носков, поэтому остаюсь в безразмерных

мужских, хватая с тумбочки телефон и связку ключей.

Выглядывая из-за угла, мальчик провожает меня глазами, вытягивая шею, когда спускаюсь по лестнице и впопыхах ищу свою куртку в огромном

шкафу во всю стену на входе.

Ужасный осадок взметается внутри.

Провожать меня никто не собирается, поэтому выскальзываю за дверь, осторожно прикрыв ее за собой.

Белый утренний свет слепит глаза, от которого защищаюсь, опуская лицо и

натягивая на голову шапку.

Открыв ключом ворота, выбираюсь на улицу с двухметровыми заборами, по которой с грохотом движется снегоуборочная машина и, скрипя сердцем

понимаю, что мне пора включить свой телефон.

Хотя бы для того, чтобы понять — где я вообще нахожусь и как мне

вернуться домой!

Глава 34. Романов

— Александр Андреевич, — растекается в улыбке Таня, секретарь ректора, укладывая грудь на стол и вытягиваясь вперед, чтобы вдохнуть поглубже

аромат десятикилограмового букета роз в моих руках. — Вас уже ожидают,

— объявляет на распев.

Когда я был студентом, она трудилась в деканате, и я сам обращался к ней

по имени и отчеству. Времена меняются. В моем случае даже слишком

стремительно, хотя понимание иногда приходит вот так, неожиданно.

— Пунктуальность, Таня, — хмыкаю, направляясь к дверям ректорского

кабинета. — Города берет.

— А я думала смелость, — хихикает мне вслед.

— И она тоже, — подмигиваю, просовывая за дверь сначала букет, а потом

себя самого.

Густота цветочного аромата внутри оглушает.

Оно и неудивительно, их тут, как грязи. В вазах на полу и на всех доступных

поверхностях. И мой букет не самый выдающийся, есть и посерьезнее, зато

мои розы селекционные, того самого “любимого” цвета.

— Сашенька, проходи-проходи, — оборачивается на хлопок двери хозяйка, доставая

из

шкафа,

забитого

коллекционными

бутылками

разнокалиберного спиртного, седую голову с неизменным аккуратным

пучком на затылке.

Анна Гавриловна Повелецкая.

Главная женщина в моей жизни, конечно, после матери.

Семь лет назад именно с ее подачи я стал активно вырабатывать

жизненные цели и стратегию их достижения. Она в меня поверила, и, к

счастью, я не стал разочарованием всей ее жизни.

Целуя изрядно припудренную щеку, вручаю ей букет с ленивой улыбкой и

словами:

— Самой очаровательной девушке. С днем рождения.

— Плут ты, Александр, — трепет меня по щеке. — Побрился наконец-то.

— Кхм… — откашливаюсь, усаживаясь на стул у длинного стола для

совещаний. — К такому событию и не побриться?

— Ой-ли, — улыбается, рассматривая розы, которые я заказал еще

полгода назад.

Ответом на мое вранье служит прилив крови в неподобающих для, твою

мать, ситуации местах.

Я побрился из совершенно других соображений, которым не место в моей

голове, когда нахожусь на территории университета.

Концентрируясь на седовласой женщине в строгом костюме и с жемчужной

брошью на груди, делаю выдох.

— Цвет сделан на заказ, — улыбаюсь, когда на постаревшем лице

появляется румянец.

В последние годы она начала сдавать в прогрессии, которая меня немного

пугает, хотя возраст эту женщину ни капли не портит. Может потому что она

мне дорога, и я смотрю на вещи через свои фильтры? Признательность и

уважение, за ее достижения, и за мои достижения под ее руководством.

— Какой ты у меня внимательный мальчик, — говорит ласково, поглаживая

лепестки цвета розового шампанского.

— Мальчику уж тридцать почти, — достаю из кармана пиджака телефон.

— Какие твои годы, — примеряет букет к широкой пустой вазе. — Еще на

мое место сядешь. Обещаю.

— Да уж не дай Бог… — смотрю на дисплей, где аварийкой мигает имя

сестры.

На часах одиннадцать утра, и вся моя семья знает, что до пяти вечера меня

стоит беспокоить только в крайних случаях, поэтому возвращаю телефон в

карман, собираясь перезвонить, как только покину кабинет ректора.

— Ничего, — снова ныряет Анна в шкаф. — Через пару лет посмотрим, как

ты запоешь. Тяга к самореализации — она знаешь, пятый инстинкт у

человека.

Мои инстинкты сегодня скатились до уровня сексуальных, будто я от спячки

пробудился.

Позорно, Романов, думать о золотых рыбках, когда тебе место ректора

предлагают в перспективе на пару ближайших десятилетий.

— Тяга к самореализации, — замечаю. — Как и любая тяга, может быть

губительной. Можно лихо обосраться.

— Для этого нужно слушать старших, — опускает на нос очки, поднося к

свету бутылку коллекционной Чачи. — Хотя бы иногда. Выпьешь?

— Не могу, — развожу руками. — За рулем.

— Тогда возьми себе, — вручает мне бутылку, подходя к своему кожаному

креслу.

— Не у меня же праздник, — пеняю, рассматривая этикетку.

— Я такое все равно не пью, — отмахивается, усаживаясь. — Мероприятие

завтра. Ресторан этот новый.

— “Ривьера”, — предполагаю.

— Татьяна тебе дала информацию? Придешь ведь? Познакомлю тебя с

новым главой департамента образования.

— Приду конечно, — киваю, вбивая в телефон напоминание взять у

Татьяны “информацию”.