Запрет на студентку

Я не жалею. Я бы залила перцовой смеси Касьянову даже за пазуху, если

бы могла! Он не знает где я живу. Он не знает моего номера. Пусть

подавится своими угрозами, он меня не найдет.

Плевать.

Гладя пальцем экран, я глупо жду одного единственного звонка. Но его нет.

Сама звонить я… просто не решаюсь.

Он сказал, что с девяти до пяти беспокоить можно только в крайних

случаях.

Я не знаю, относится ли мой случай к категории “крайних”.

Я вообще не знаю своих прав в отношениях, которые, как и предполагала, вряд ли потяну.

Его жизнь как отлаженный часовой механизм, и центральное место в ней

занимает работа. А еще в ней есть какая-то женщина с ребенком, которая

хозяйничает в его холодильнике, как в своем. Она не… не его любовница.

Иначе, как объяснить то, что на меня ей было плевать?

Тайные встречи с мужчиной… жизнь которого никак не пересекается с

моей.

Но когда я бросалась с разбега в этот омут, не думала ни о чем!

Ни о чем, кроме его губ, его глаз, его голоса. Кроме того, каково это — быть

его женщиной. И забирать себе все его внимание, хотя бы на пару часов в

сутки. Ловить на себе его яркие живые глаза и знать, что мы думаем об

одном и том же. И подыхать, черт возьми, в его руках от удовольствия и

удовлетворенности каждой минутой жизни. Да! Это именно так, потому что

ни один из моих “бывших” парней с ним даже рядом не стоял. В сравнении

с ним у них просто мозги куриные!

Я не так уж много знаю о жизни. Может быть. Но без этих ощущений она…

будто пустая. И я не променяю их ни на что. Поэтому… я не стану звонить

и… чего-то требовать. Объяснений? Я не знаю, как требовать у него чего

бы то ни было.

Ну и что?

Может Александр Андреевич и не заметил, но он уже дал мне все, что я

хотела. Сам.

Все, кроме уверенности в завтрашнем дне…

Вздохнув, выхожу из такси и плетусь к подъезду, замечая у самого бордюра

машину брата. Она втиснута между двумя другими так, что даже муравей

не пролезет.

Хочется закатить глаза, ведь это так на него похоже — везде ломиться

вперед.

Войдя в квартиру, раздеваюсь, встречаясь в зеркале с собственным

отражением. На кухне гремит посуда. Под ее шум быстро достаю из комода

расческу и кое-как привожу в порядок волосы.

— Эм-м-м… — кричу, с ужасом глядя на свой топ, под которым нет белья.

— Ты не говорил, что зайдешь!

— А че, ты мой телепатический сигнал не получила? — слышу глухой голос

из кухни.

— Эм-м-м… нет… — морщусь, пытаясь собрать волосы в хвост.

— С телефоном что? — слышу прямо за своей спиной и молниеносно

складываю на груди руки, роняя расческу.

Развернувшись, вижу стоящего в дверях Глеба.

Проводив расческу взглядом, переводит на меня глаза. На нем старые

потертые джинсы и водолазка, а плечи украшают кожаные ремни кобуры.

— Сдох… — вру, собираясь прошмыгнуть мимо него в комнату и

переодеться.

С каменным лицом изучает мое.

Вспыхиваю, отводя глаза к потолку.

— Где была?

— Гуляла.

— Ясно, — уходит на кухню, почесывая свой немного заросший затылок.

Вздохнув, плетусь за ним.

Он выглядит уставшим. Наверное, не спал всю ночь. Забираю из его рук

тарелку, бормоча:

— Давай я.

— Угу… — опустившись на стул, занимает собой половину комнаты.

Посмотрев на его сгорбленные плечи, закусываю изнутри щеку и ставлю

перед ним тарелку с супом, корчась в муках внутри себя.

— Глеб… — зову тихо, стоя над его душой.

— М? — берет ложку, принимаясь за еду.

Собравшись с духом, выпаливаю:

— Не приходи ко мне больше без… без… предупреждения.

Замерев, он поднимает на меня глаза.

— Что так? — спрашивает ровно.

В груди грохочет сердце, будто я отрезаю от него целый кусок!

Но ведь моя жизнь не стоит на месте.

От этого не становится легче. Мой брат — самый близкий мне человек.

Даже когда ведет себя, как дурак, он не перестает быть моим братом.

Желание вывалить на него свои проблемы с сыночком богатеньких

родителей огромное, но я этого не сделаю. Сломанный нос Касьянова

ничем мне не поможет, а сделает только хуже.

— Я же могу… знаешь… быть не одна… — стараюсь не провалиться

сквозь землю.

— А, — смотрит на тарелку, шевеля мозгами.

Откусив еще хлеба и клацнув челюстью, спрашивает:

— А с кем?

— С… парнем, — морщусь, ожидая его реакции.

— А, — бормочет. — И как его зовут?

Его зовут Александр Андреевич Романов. Каждая буква в его имени

идеально сочетается с предыдущей. Я не видела его несколько часов и уже

скучаю, как киношная собственница.

— Евлампий, — вздыхаю, глядя в окно.

— А по отчеству? — все также ровно интересуется мой брат.

— Он сирота.

— Может он у тебя бриться начнет? — мрачно тянет Глеб, бросив

красноречивый взгляд на мое лицо.

Ахнув, накрываю ладонями горящие щеки.

— Приятного аппетита, — выдавливаю, срываясь с места.

Пролетев через коридор, потрошу карман куртки, доставая оттуда телефон

и закрываю дверь комнаты, хватаясь за голову.

У меня что, клеймо на лбу?!

Баррикадируюсь в комнате очень вовремя, потому что именно в этот

момент мой телефон начинает звонить, и не нужно быть профессором, чтобы знать, чье имя я увижу на дисплее. Там имя человека, ради

спокойствия и удобства которого я только что попросила своего брата о

личных границах. Впервые в своей жизни я попросила брата не соваться в