— Но там ничего не изменилось.
— Ка-а-ак? Я выдвинул букву на целых три пикселя, смотри, — он вывел на экран оба эскиза, вчерашний и сегодняшний.
Да уж, если запастись лупой, то разницу можно разглядеть раза этак с десятого, но сайты с лупой никто не рассматривает, насколько я знаю. Сказала, что я не вижу разницы и клиент вряд ли ее заметит.
Тогда… тогда… пишите мне, на сколько пикселей нужно подвинуть букву, а пока не напишете точного ТЗ, я ни фига делать не буду, — ответил он.
Написала письмо Грачу:
Присмотрелась к эскизу и решила, что надо выдвинуть надпись на двадцать пикселей. Пошла и сообщила об этом техническому дизайнеру.
— Точно? А то я больше переделывать не буду.
— Точно, — подтвердила я.
Фотограф перегородил весь коридор: поставил стул, на него коробку из-под шоколадных конфет, потом банку из-под чая, сверху застелил белой бумагой и водрузил на эту конструкцию утку. Мимозина стоит рядом. В одной руке держит белый лист — создает необходимый фон, а в другой кусочек металлической фольги, который прикладывает к обратной стороне утки, чтобы создать нужный цвет.
— Что, делаете плакат для людей, страдающих энурезом? — ехидно заметил, проходя мимо, Дима из соседнего офиса.
— Дайте мне одну фотографию, я плакат нарисую, — попросила Урсула, которая стояла рядом и держала лампу.
— Дадим, только лампу не урони, а? А ты быстрее снимай, что ты вертишься все, у меня руки затекли! — рявкнула Мимозина на фотографа.
— Я не могу так работать, я человек творческий, я ищу нужный ракурс, — сказал фотограф, отошел в сторону, присмотрелся к утке, чуть-чуть подвинул ее вбок, потом еще посмотрел, еще подвинул, и так раз десять.
Через полчаса он наконец сделал три кадра, и Мимозина облегченно вздохнула.
— Теперь бутылка, — сказал он.
— А это пусть тебе наш кошковод ассистирует, а я больше не могу, — ответила Мимозина и плюхнулась в кресло.
Кошковод вздохнул и взял лист бумаги и фольгу, правда, выдержал недолго он, через пять минут послал творческого человека фотографа ко всем чертям, бросил бумагу на пол и ушел курить.
Швидко прислал мне письмо:
Ответила:
Народ читает мои рассказы и восхищается. Что ж, буду сидеть, страдать и писать свои истории, может, полегчает. В такие моменты в людях всегда просыпается творческое начало. Недаром все великие произведения были созданы в минуты сильных душевных переживаний. Вот только за что меня Господь так наказал, я не пойму.
Позвонила Нана:
— Женат?
— Да, — всхлипнула я.
— Гад. Пойдем со мной сегодня шубу выбирать, пока не сезон — они со скидкой продаются.
— А деньги у тебя откуда? — поинтересовалась я.
— Оттуда. Заявилась сегодня с утра к гаду в офис и потребовала компенсировать мне моральный ущерб, а не то я все расскажу его жене. Ну, сначала он начал мне угрожать — ты, говорит, ничего не докажешь, — но я сказала, что записывала все наши интимные встречи на видео.
— Ты действительно так делала?
— Нет конечно, у меня и камеры-то нет, но какая разница? Денег-то дал, — невозмутимым тоном ответила Нана.
— Сегодня я не могу с тобой пойти, давай завтра.
— Ладно, сама схожу.
Швидко прислал еще одно письмо:
Написала:
Больше он писать мне не стал, пожаловался на головные боли и ушел домой.
— Пить пошел, носом чую, — сказала Мимозина. — У вас что-то не так?
— Не твое дело! — рявкнула я.
Стала просматривать ленту своих друзей. Оказывается, меня читают и комментируют не только мои одногодки, но и люди более зрелого возраста. Господи, неужели я действительно могу писать так, чтобы это было кому-то интересно!
Вечером купила маме конфет, папе водки, отложила денег для братца.
За ужином папа вдруг поинтересовался, как поживает мой молодой человек.
— У меня никого нет, — ответила я.
— Как? Уже нет? А вроде недавно был. Эх, несерьезная ты у меня девушка, — покачал головой папа.
— Ничего, пусть лучше с нами живет, чем с каким-нибудь алкашом, — проговорила мама.