Читаем Записки уголовного барда полностью

Я медленно брел, ища место, где можно было хоть на несколько минут прилечь, вытянуться и просто посмотреть в небо. Позавидовать облакам, которые могут лететь куда захочется, или, в конце концов, — куда их погонит. И уж если не облакам, то птицам — наверняка...

— Новиков!- Почему не на обеде, почему самовольно ходишь по промзоне? Кто разрешил?

От неожиданного окрика я вздрогнул. За спиной стоял капитан Грибанов.

— Я Захарова накажу! За то, что у него люди где попало шляются! — притворно строго прокричал он и быстро пошел в сторону тепляка.

«Хорошо разыграно, — подумал я про себя. — Сейчас создаст понты — наорет на Захара, в моем присутствии, разумеется. Тот, скорее всего, свалит все на Мешенюка.

Этот скажет, что я идти на обед отказался, а Захар, дескать, был в это время где-нибудь по производственным делам. Ну, а меня для начала лишат ларька».

Так думал я, шагая следом за Грибановым в сторону раздевалки. Однако все вышло по-другому.

— Почему у тебя Новиков на обед не ходит, а? И бродит, где попало, а? — закричал он с порога, влетев в захаровский кабинет.

— Что значит — «где попало», — гражданин начальник? — довольно нагло ответил Захар. — Бригада на обеде, а я, пока никого нет, послал его получше осмотреть рабочее место. Вот так... Да... Потому что когда идет разделка — много не поглазеешь. Работает он в паре с Кериным. Эстакада большая, работа разная — чтоб знал, что и где находится.

Он начал меня защищать и безбожно врать. Тон его был не оправдательный. Со стороны могло показаться, что он даже «наезжает» на начальника отряда, работая при этом, как обычно, на публику. Публикой был я.

Грибанов повернулся ко мне.

— Правду Захар говорит? Если нет — смотрите. Оба.

— А какой мне смысл врать — я бы что угодно мог сказать.

— Я был в столовой, его там не было, — не унимался Грибанов.

— Так я и не говорю, что он там был.

Из-за его спины левый глаз Захара подмигнул так, что я невольно рассмеялся в каменное начальничье лицо.

Видя, что попадает в дурацкое положение, и, не зная, как быть со мной дальше, Грибанов добавил:

— В последний раз... В последний раз.

— Ловко... — прокомментировал мой рассказ о происшедшем Медведь, вытирая пот со лба. — Это все — постанова. То, что Захар тебя отмазывать начал, — это все понты корявые, чтобы добреньким казаться. А потом, когда начнет морить — а он рано или поздно начнет, — свалит все на Грибанова. А он, Захар, ни при чем. Старая песня. Я же говорил — иди на обед со всеми.

— Сейчас и Мешенюк прибежит, скажет, что из-за тебя ему влетело. И теперь тебе ни на шаг уходить нельзя... Вот, помяни мое слово! — отрывисто выкрикивал Славка, работая крючком и прыгая через лоток туда-сюда.

— Уже понял, — отвечал я, проделывая то же самое. — Смотрят, как себя поведу: или с мужиками, или — с ними. Хотя, если честно, я уже решил: на хуй они мне нужны! Ясно, что это — твари.

— Вон, идет... Послушай, какую пургу начнет гнать, — тихо кивнул Медведь в сторону приближающегося Мешенюка.

— Александр, мне тут Захар за тебя выговаривал... Я-то ж не при делах... Ты бы хоть меня предупредил, я бы знал, что отвечать, — начал врать он. — В общем, ты, если куда собираешься, — у меня отпрашивайся.

— Даже в сортир? — с ехидной улыбкой спросил я.

— Даже в сортир.

Он развернулся на каблуках и ушел.

— Ну надо же, блядь, какая важная пизда — в сортир у ней отпрашиваться! — обозлился Славка.

— А надо было спросить: ты что, смотрящий за сортиром? А-га-га!.. — заржал Медведь.

— Он, часом, не хохол? — поинтересовался я, почему- то вспомнив Мустафу.

— По фамилии вроде хохол. А так — захаровская шестерка. У них нет национальности, — буркнул Славка.

В этом грохоте и визге было не до разговоров. Перебрасывались короткими фразами. Усталость надвигалась и подгибала ноги, телогрейки были мокрыми от пота. Их сбросили и работали в рубахах навыпуск.

— Надо бы передохнуть... — выдохнул Медведь. — Эй, Буткин, поди сюда!

В это время Буткин, кося одним глазом, заводил стропы под очередную пачку. Услышав свою фамилию, он крикнул крановщику: «Майна!., до конца!., клади крюк на землю!» — и побежал к нам. Медведь перегнулся через трос и тихо сказал:

— Замастырь хоть минут на десять... Как чифирь заварят, я маякн$.

— Понял, сделаем, хе-хе... — лукаво хихикнул Буткин. Он пошарил вокруг глазами, поднял обломок толстой ветки, показал ее нам, бережно отложил в сторону и начал заводить стропы.

Медведь побежал в будку заваривать чифирь. Все это время мы со Славкой управлялись вдвоем. Через несколько минут он показался, держа в рукавице кружку и прикрывая ее сверху другой.

— Буткин!

— Здесь! — ответил прямо под нами голос.

— Делай!

— Сейчас изладим.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии