Записки сыщика

Получив разрешение, он явился к начальнику с покорнейшей просьбой. Тотчас было дано приказание отыскать молодого человека.

Молодого человека нашли в квартире сводчика, в пьяном виде в ту самую минуту, когда его хотели уже отправить в какой-то город, чтобы отдать за какое-то семейство мещанина в рекруты.

Часть седьмая

Рассказ 26

В Москве в некоторых отдаленных от города местах, как-то: в Даниловке, в Драгомиловской слободе, в Новой деревне, у Креста, на Конной, в Черкизове, в Тверской-Ямской и других, имеются постоялые дворы. Они содержатся разнородными промышленниками из крестьян и из мещан, а записаны большей частью на имена солдаток. На этих постоялых дворах стоят извозчики и пускают на ночлег нищих и странников, среди которых нередко укрывают ся бродяги, не имеющие убежища.

Очень часто на этих постоялых дворах отыскивались преступники, укрывавшиеся тут в зимнее и осеннее время; летом же подобные люди ночуют в ямах на полях и по лесам в кустарниках в окрестностях Москвы — за Тверской и за Семеновской заставой, за Даниловским кладбищем, в Сокольниках, в Марьиной роще, в Алексеевском, в Богородском, близ Черкизова, за Рогожской заставой подле кладбища и за Симоновым монастырем недалеко от Кожухова. В этих местах я нередко находил людей весьма порядочных, но которые так уж сроднились с пьянством и другими пороками, что перестали осознавать бесполезность своей жизни. Вот вам пример.

Раз в июле месяце, часа в 3 утра, шел я за Симоновым монастырем по Камер-Коллежскому валу и увидел во рву человека, который лежал точно мертвый и, казалось, был сброшен с вала.

Я сошел вниз и убедился, что он еще жив. Человек этот был в солдатской шинели, в брюках и сапогах, но без галстука и фуражки. Стаи мух и мошек облепили его лицо, наползли в открытый рот, а на руках виднелась запекшаяся в царапинах кровь. Я согнал с лица мух и стал приводить его в сознание. Он сначала только мычал что-то, не открывая глаз, наконец взглянул и сказал:

— Не мешай, дай выспаться, я ужо угощу тебя: у меня есть деньги.

В это время подошли двое проходивших мимо мужиков и подсобили мне поднять его на ноги. Тут он немного очнулся и, посмотрев на меня дико, спросил:

— Что нужно?

На мой вопрос: кто он? — отвечал:

— Несчастный капитан, скитающийся по свету и существующий в нем для получения от великодушных особ милостыни.

Мужики рассмеялись.

— Где вы живете? — спросил я.

— А разве вы не видите где: вот здесь! — и он показал рукой на то самое место, где лежал.

Мужики еще пуще рассмеялись.

— Здесь жить нельзя, — сказал я.

— Где же мне жить еще, как не на открытом воздухе? У меня нет никаких средств, а здесь денег за ночлег не берут. Поэтому-то я и расположился ночевать в этом месте, зная, что нахожусь вне всякой опасности от врагов. Да, впрочем, им у меня и украсть-то нечего, разве только картуз, который мне подарил один лавочник ради Христа.

— Если у вас нет средств к жизни, то почему же вы не постарались поместиться в какое-нибудь благотворительное заведение?

— А как бы я мог это сделать, когда у меня нет вида?

— Почему же вы называете себя капитаном, если у вас нет вида? Кто же вам поверит на слово, что вы точно капитан, а не кто другой?

— В том-то и дело, что без вида всякий может сказать про меня, что я бродяга. У меня был вид с небольшим замечанием: "Впредь никуда не определять", но это не беда, а вот беда, что мой вид кому-то понадобился и его вытащили у меня, у пьяного, в кабаке из голенища сапога.

— Очень жаль, капитан, что вы поддались слабостям и дошли до такого крайне дурного положения.

— Да, это правда. Я вижу, что вы сочувствуете мне, как благородный человек. Но позвольте вас спросить: что бы вы сделали, если бы были на моем месте? У меня нет и никогда не было никакого состояния; родных я не имею, знакомых — тоже, знакомых, конечно, таких, которые были бы в состоянии помочь мне. А мне эта помощь была особенно нужна в то время, когда я был исключен из службы. Находясь в такой крайности, я решился явиться в Москву и просить милостыню, для того чтобы только не умереть с голода. Находясь в совершенно безвыходном положении, я заставил себя втянуться в пьянство: я знал, что этим я скорее достигну моего спокойствия — то есть умру.

— Капитан, — сказал я, улыбнувшись, — вы мне спросонья говорили, что хотели бы угостить меня. У вас есть деньги?

— Да пожалуй, что и есть. Я вчера получил от одной вдовушки-старушки рубль серебром, чтобы помянуть ее покойника-мужа. На похоронах-то его я наелся и напился даром, поэтому эти деньги у меня и уцелели.

Он вытащил из-за голенища замасленный изорванный платок, вынул из него рубль и показал мне:

— Как он теперь мне кстати, на похмелье!

Он отыскал в крапиве свой картуз и попросил одного из мужиков помочь ему подняться на вал. Оттуда он посмотрел вниз и сказал: