А случилось с Борей вот что. Спустя пару месяцев после того, как он начал нести ночную вахту в нашем отделении, будучи «ночником», на одном из дежурств Плохотнюк получил звонок из реанимации. По его собственному признанию, был он тогда в состоянии сильнейшего похмелья, что нещадно терзало его в отместку за выпитое накануне. Телефонная трубка голосом дежурной сестры отделения просила забрать у них труп горемыки, недавно отдавшего Богу душу. Так как дело было глубокой ночью, Боря поленился доставать больничный «кроватофалк» и, нарушив инструкции, выдвинулся в реанимацию с подъемником, на котором усопшего ждала холодная сталь поддона. Забрав у реаниматологов еще теплого мужчину, где-то пятидесяти с небольшим лет от роду, он накрыл его хирургическим покрывалом горчичного цвета и отправился назад.
Пока Плохиш спускался на лифте в подвал, соединяющий главный корпус клиники с моргом, ему показалось, что покойник выглядит как-то странно. Подумав, что это почудилось ему с похмелья, Боря повез в морг бывшего пациента реанимации сквозь изогнутое тело подземелья. Дело было зимой, и в подвале было чертовски холодно. По старой пижонской традиции, бытовавшей среди ночных санитаров, он положил руки мертвецу на шею, забирая у него немного людского тепла, которое тому больше не понадобится. Въезжая в поворот, ведущий к подвальным дверям морга, он вдруг почувствовал под пальцем еле ощутимый толчок. Настолько слабый, что Плохотнюк решил – показалось. Поднявшись наверх в отделение, Боря записал мертвеца в журнал постояльцев и принялся укладывать в холодильник. Сняв с покойника казенную больничную ночнушку в мелкий синий цветочек, он взял фломастер и крупно размашисто вывел у него на плече фамилию «Хрельников». И название отделения. А затем снабдил нового постояльца подголовником. В тот момент, когда ему оставалось одеть на труп формалиновую маску, что-то остановило его. Боря клялся, что так и не понял, почему он тогда помедлил. Стоя рядом с бездыханным телом, он тупо смотрел на него, борясь с похмельем. Наконец-то очухавшись, Плохиш накинул покойнику на лицо кусок вафельного полотенца, смоченного в растворе. И взял труп снизу за шею, чтобы приподнять голову и надеть полиэтиленовый пакет. А когда взял, снова почувствовал под пальцами что-то такое… Не веря себе, Боря задержал руку. Но так больше ничего и не нащупал. «Это ж надо было так нажраться… Мерещится черт знает что», – подумал он. И уже собирался одеть пакет… Как вдруг, за долю секунды до того, как убрать ладонь с тела, Плохиш ощутил под пальцами вялый, но явный «тук». Инстинктивно испугавшись, отдернул руку. Но пересилив себя, положил ее обратно, теперь ровно на сонную артерию. И невероятный «тук» повторился. А потом и еще раз…
Вынырнув из оцепенения, Борька ринулся к радиотелефону, лежавшему неподалеку от него, на подсобном столе. С трудом набрав непослушными пальцами номер реанимации, услышал неторопливые и равнодушные длинные гудки. Когда же трубку наконец-то сняли, он заорал в нее срывающимся голосом:
– Это санитар! Я к вам! К вам, прям сейчас, готовьте там все! Вы мне живого отдали!!!
И, бросив трубку, одним рывком развернул подъемник с еще живым пациентом клиники в сторону лифта.
Спустившись в подвал, он бегом бросился к главному корпусу, толкая впереди себя того, кто в ту ночь должен был стать нашим постояльцем. Затеяв гонки со смертью, главным призом которых была жизнь Хрельникова, Боря лихо влетал в изгибы подвального коридора в раллийной манере. И ворвался к лифтам в тот момент, когда один из них открылся. Навстречу Плохотнюку из него вывалились бледные врачи, вооруженные полным реанимационным набором и специальной каталкой. Одним рывком закинув на нее Хрельникова, они скрылись в лифте, на ходу готовя шприц для внутрисердечной инъекции.
Боря потом рассказывал, что, оставшись в подвале один, он довольно долго стоял молча, не в силах ни говорить, ни двигаться. А после разом пришел в себя, нещадно матерясь следующие полчаса. Говорит, что реаниматологов не крыл. Просто ругался, тасуя туда и обратно колоду отборного мата.
Хрельников выжил, так и не узнав о своем спасителе.
Такого скандала главный врач допустить не мог. А потому шеф нашего отделения настоятельно попросил Борю держать язык за зубами. Занятно, что параллельно с интенсивной терапией, которую обрушили врачи на жизнелюбивого Хрельникова, сестры из реанимации усердно стирали с его руки фамилию, которую успел написать Плохотнюк.
Спустя пару месяцев пациент вышел из ворот клиники на своих ногах, отправившись в объятия любящих родственников, которые так ничего и не узнали о случившемся. Одним хмурым зимним утром лечащий врач должен был сообщить им о том, что у них разом больше нет отца, мужа, брата. Но Боря опередил его, подарив Хрельникову спасение.